Волчье семя
Шрифт:
– Без базара!
– не возражал Коготь.
– Вещи эти нам опасно сбывать. Серебра не дадут, скорее стражников кликнут. И с конями - то же самое! Поэтому мы сейчас всё так обставим, будто ягеров разбойники убили и всё забрали. Одежду, оружие, деньги. А кони сбежали с перепуга! Стража, когда тела найдет, будет шайку искать, в которой вильдвер за старшего. А на нас и не подумает никто! Понял теперь?
– Что делаем - понял, - кивал Отто.
– А слова - не все. 'Ловеки' - лошади, да?
– Ага!
– А 'хвосты' - мечи?
–
– А 'рога сломали' - это что?
– Сбежали! Только не просто так, а... сломя голову!
– Ага!
– задумался вильдвер.
– А 'в натуре' что значит?
– Точно!
– Что точно?
– не понял Отто.
– Значит 'точно'. А 'лепить горбатого' - обманывать, рассказать, не как дело было, а как нам надо. Ну или показать.
Теперь всё иначе. Он не Отто, внук Теодора Рваное Ухо. Он - Медвежонок! А что, погремуха не хуже других! А еще он младший сын матери Когтя, вон как они похожи, если подходящий клифт и шкеры справить, не различишь! Коготь размерами чуть больше, так и старше на год, Медвежонку-то десять всего! Можно бы и шузами обзавестись, капусты хватит, но шузы малолеткам не в масть, летом все дети босиком бегают, даже богатые. Это всё Коготь придумал, пока жарили пойманного вильдвером зайца. То есть, ловил еще Отто, а ел уже Медвежонок. Обычный горожанин поедал в лесу жареного на костре зайца. А как иначе? Он же не ларг какой-нибудь, сырое жрать! Нет, Отто деда никогда не забудет, и кто его выдал - навсегда запомнил! Придет время - встретятся они. Обязательно встретятся. Но пока спрятаться надо. Коготь это хитрым словом называет - 'конспирация'. Не из городского языка слово, и даже не из поленского. Из 'салевы'! На нем только владетели разговаривают, да попы. Коготь слово это случайно услышал, и так оно ему понравилось! И Медвежонку нравится! Красивое слово 'Кон-спи-ра-ци-я'!
Для тех, кто будет искать убийц стражников - слепили горбатого. Трупы разблочили, одежду вместе с мечами и арбалетами увязали в большой надежный узел и утопили в реке. Да не в том месте, где всё произошло, а в миле выше по течению, в глубоком бочажке с илистым дном. Берега в этом месте болотистые, никто купаться не полезет. Коней прогнали подальше, будто те в испуге убежали. Себе взяли ножи и кошели. В ячменях, в основном, оказалась медь. Серебра немного. Зато в поясе главного стражника нашли зашитые золотые монеты. Целый десяток. Коготь нашел, Отто и в голову не пришло пояс прощупывать.
После двинулись в город, но не вдоль реки, а кружным путем, чтобы подойти с другой стороны.
Завидев вдали башни Нейдорфа, Коготь сошел с дороги и потащил приятеля вдоль узкой полоски леса, окаймлявшего огромное поле. Лесок вывел их к большому вонючему ручью. Или маленькой речке.
– Из города течет, - пояснил Коготь.
– Всё дерьмо городское здесь плавает! Потому и воняет. По нему в город пройдем.
Медвежонок посмотрел на мутную воду. Степенно покачиваясь, проплыл раздутый труп в одном исподнем,
– Я ж говорю, всё дерьмо здесь плавает. Мытарь местный. Декада, как подломили. Здесь искали уже, еще до того, как я в гастроль ушел. Придержал кто-то жмурика, а сейчас выпустил.
– Туда лезть придется?
– спросил Братишка.
Не то, чтобы брезговал, навоз в деревне - дело привычное, но пачкаться не хотелось.
– Не-а, - махнул рукой Коготь, отрывая от ближайшего пня мох.
– Посуху пройдем! Только сопелку надо будет заткнуть, - он протянул часть напарнику.
– А то задохнемся!
Ручей нырял под городскую стену, оставляя над собой совсем небольшой зазор. Пришлось ползти по самому краешку, благо отверстие было немного шире речки.
– Здесь же и враг залезть может, - прошептал Братишка.
– Решетки опускаются, - пропыхтел ползущий впереди Коготь.
– Когда аларм объявят. Их вышибить можно, только если в Вонючке по шейку стоять. А большинству, так и с головкой будет.
Он высунул голову из дыры и внимательно огляделся.
– Чисто!
Оба выбрались наружу. Точнее, внутрь города. Коготь еще раз огляделся и затрусил вдоль стены налево. Потом свернул в небольшой грязный переулок, скользнул вдоль забора, нырнул в дырку и четырежды стукнул в покосившуюся дверь крохотной хибары. Дверь открылась. Невысокий, не выше Когтя ростом, сухонький узкоплечий старичок окинул обоих подозрительным взглядом и недовольно буркнул:
– Чего надо?
– Клифт малый, - Коготь не обратил на не слишком теплый прием ни малейшего внимания.
– И шкеры. Только чистые. На него, - он кивнул на Отто.
– Чтобы в масть было. Братишка это мой.
– В долг?
– прошамкал старик.
– Обижаешь, - нахмурился Коготь.
– Форс имею!
– Линьковые? На свежаков работаешь?
– Белки!
– Коготь осенил лоб Знаком.
– Даже не беговые!
Старичок исчез в доме, чтобы вскоре появиться с рубахой и штанами в руках.
– Пойдет?
Коготь придирчиво осмотрел вещи, заставил Отто переодеться и, после недолгой торговли всыпал в ладонь старику горсть медяков. Дверь тут же закрылась.
– Паук - барыга честный, - сообщил Коготь уже на улице.
– Раз сказал 'чистые' - так оно и есть. Можно носить без опаски. Потому все шмутье к нему идет. У него ойро без счета!
– А не боится, что самого подломят?
– охраны у торговца Медвежонок не заметил.
– Даже не думай!
– зашептал Коготь.
– Прошлой весной гостевые с Юга дернулись. Пятерых к лепилам унесли.
– К лекарям?
– Ну да! Не убивает он! Кости переломал и легавых вызвал. То не западло, раз на блатняка хвост задрали. Лепилы подлатали, и на кичу. А оттуда ни один не вышел. У Паука лапы длинные. И Пауком его не называй, не любит он свое погоняло.