Волчье солнышко (Сборник)

Бушков Александр Александрович

– Вы понимаете, что… – начал было, сидя на полу, седовласый хозяин.

Даниил, не вставая, пнул его в грудь:

– Молчать, я сказал! Лучше слушайте меня, это ведь интересно, право… Я не буду углубляться во все детали и подробности. Просто – я поставил вам ловушку, а вы в нее влипли. В свое время ситуация с Чертовой Хатой сводилась к следующему: она не могла принадлежать ни одной из крупных разведок или серьезных политических сил. Это и сбивало всех с толку. А вот мне как-то пришло в голову: быть может, дело просто-напросто в том, что затеяла все это некая группа внутри некой разведки?

Группа, чьи интересы прямо противоположны интересам родного ведомства? Дальше было проще… О том, что Резидент якобы собрался вторгнуться в Чертову Хату, знали только вы. И ваши люди… Как и Милену Дилову, а она тоже была подсадной уткой. Я вас поймал. Объектом руководите вы, на свой собственный страх и риск, в Твери ничего об этом не знают. Впрочем, уже знают. Правда, только то, что я счел нужным им сообщить… Молчать! – Даниил снова пнул экс-полковника. – У меня мало времени. Итак, Чертова Хата, она же «Омега-Дельта» – это криптоним вашей лаборатории, где считавшиеся погибшими лучшие ученые Коростеня и Твери клонировали человека, более того – вложили в него интеллект и память прототипа. Я не знаю, как им это удалось, но догадываюсь, что это были гении…

– Почему – были? – не удержавшись, воскликнул Круминьш. На сей раз Даниил его не ударил. Устало улыбнулся:

– Ну, не «были» – есть… Пока что. Гении… Одним словом, то, что они сделали, можно назвать воскрешением из мертвых. Кто? Кого вы там подняли из праха?

Круминьш молчал.

– Слушайте, вы, – сказал Даниил с жутким спокойствием. – Я потерял слишком многих… И лишняя кровь меня уже не волнует. Если вы не разинете пасть, нет такого зверства, которое я на вас не испробую… – Он наклонился и посмотрел в глаза седовласому. – Мясо буду рвать клочьями, сволочь…

Секундная стрелка на его часах ползла невыносимо медленно. Наконец Круминьш прошептал севшим, шелестящим голосом:

– Сталин…

Даниил слишком устал, чтобы удивляться. Перегорел.

– Теперь понятно, зачем вам понадобился Морлоков – играть прежнюю роль при новом хозяине. Я не пойму только одного – почему при покушении на Ирину вы пытались убрать и его?

– Потому что к тому времени генералиссимус полностью созрел в принятии собственных решений, – сказал Круминьш. – И Морлоков ему не вполне подходил…

– Ну что ж, – сказал Даниил. – Придумано недурно – вы убираете обеих царевен, и на освободившийся трон восходит Осип Джугашвили…

Он удивленно замолчал – в глазах Круминьша промелькнуло что-то похожее на превосходство, а этого чувства седой никак не мог испытывать сейчас, загнанный в угол, раздавленный. И тем не менее это было презрительное превосходство…

– Господи, так вот в чем дело! – ахнул Даниил. – Лихо придумано, нет слов. Значит, Иосиф предназначался не для древлянского трона? Для Твери вы его готовили? Ну, у меня нет слов. И разумеется, вы станете утверждать, что ваши побуждения были самыми благими?

– Да, – сказал Круминьш. – Терпеть больше нет сил – вся эта нахлынувшая с Запада муть, вещизм, стремящийся подменить высокие идеалы, аполитичность и равнодушие, к которым скатывается часть общества… Нам нужен человек, способный решительными мерами спасти высокие идеалы и завоевания…

Его

глаза горели, он говорил вдохновенно, с яростным пафосом, как когда-то, должно быть, распинался перед поляками, убеждая их немедленно пожертвовать отечеством ради мировой революции. Даниилу скоро надоело, и он вновь пнул под ребра седого трибуна, и тот замолчал.

– Хватит, – сказал Даниил. – А это правда, что шрамы от польских сабель у вас не только на спине, но и на заднице?

Не дожидаясь ответа, он снял телефонную трубку, накрутил номер особого отдела тверского посольства и сказал:

– Клиент готов. Можете приезжать.

* * *

Все, что свершить смогли вы, и все, что не смогли,

пристрастно взвесят люди, к которым вы пришли.

Р. Киплинг

Высокие зеленые ворота, украшенные медными беркутами, гербом ВВС, медленно разъехались в стороны. Дежурный исследовал удостоверение и трудолюбиво состряпанную Даниилом бумагу, в которой говорилось, что контрразведка проводит в известных ей одной целях осмотр пристоличных военных аэродромов, а посему всем чинам предписывается оказывать содействие. Даниил ждал, положив руку на сиденье, на прикрытый газетой «Ауто Маг».

– А какие цели? – не удержался веснушчатый лейтенантик, местный особист.

– А-а… – Лейтенант вернул документы и вскочил на подножку вездехода. Женя уверенно повела машину в дальний конец взлетной полосы, мимо остроносых истребителей, средних бомбардировщиков, связных бипланов. Лейтенант что-то тараторил над ухом Даниила, расхваливая отлично налаженную бдительность. Даниил не слушал – все, что болтал этот без двух минут покойник, не могло уже иметь значения. Его занимало одно-единственное – то, что Круминьш Арвид Янович, оказывается, просто-напросто застрелился вчера в собственной квартире, и это не легенда, те, кто туда ездил, уверяли Даниила, что труп и в самом деле принадлежит бывшему полковнику латышской гвардии. Значит, вот так. Значит, корни тянулись глубже. А потому…

Женя затормозила возле двухмоторного «Алконоста», поднялась в кабину по алюминиевой лесенке, бегло окинула взглядом приборы и кивнула Даниилу:

– Порядок. Полный бак и полный боезапас. Ну, Данька, всего тебе наилучшего. Запомни меня веселой.

«Я с тобой», – хотел было сказать Даниил и взглянул ей в лицо. Она была бледна, но глаза – спокойные и даже чуточку азартные. Даниил все понял, вспомнил старинную английскую балладу и тот разговор Хрусталева с Женей. И отступил к машине. Женя улыбнулась ему, решительно задвинула фонарь.

Взвыли винты, превратились в туманные круги, по траве пошли волны. Оглушительно стреляя моторами, «Алконост» прокатился по рулежной дорожке, выехал на полосу и после короткой пробежки взмыл в небо. Только тогда до лейтенантика дошло, его безусое лицо стало удивленным и встревоженным, он медленно положил руку на кобуру. Даниил спокойно поднял «Ауто» и выстрелил в это лицо.

Он стоял на горячей бетонке и смотрел в небо, туда, где растаял «Алконост». В ушах у него настойчиво звучало, словно слуховая алкогольная галлюцинация: