Волчьи ягоды. Сборник
Шрифт:
Рассказ Турчака заинтересовал участкового инспектора. Ловил, запоминал каждое слово. Подумал: «За деньги Кривенко хотел любовь купить? Найдет ли такой базар?»
«Ты, Павел, украл чужое счастье, — сказал Турчак. — Вот оно и обжигает руки».
«А знаешь, Антон, — причмокнул Кривенко, словно пытался оторвать прилипшую к зубам конфету, — я тебе расскажу один случай. Поженились как-то двое, жили в любви-согласии. Он помогал жене по хозяйству, покупал подарки, водил в кино, угождал, как мог… За все благодарила, но чувствовал, что чужой он
Турчак не поверил: «Не выдумывай, Павел, расскажи лучше правду».
«А это и есть правда».
Перед отъездом в Синевец Кривенко еще раз обдумал свой визит к Ирине. «Если встречусь с Балагуром, скажу, к Марьянке пришел. Не пойдет со мной Ирина — отниму ребенка. Прибежит, никуда не денется. И Дмитрий не заступится: дочка-то не его». На всякий случай купил самодельный нож у охотника: длинное лезвие, ручка из разноцветных пластмасс. «Зачем он тебе?» — спросил кто-то из лесорубов. «На врага», — ответил Павел, пряча нож в глубокий карман. «Балагура имеешь в виду?» — уточнил Турчак. «И его!.. Если прицепится».
Как пожалел Пасульский, что не может показать лесорубам нож, найденный на месте преступления. Теперь придется ждать.
— Ты, Антон, охотника хотя бы знаешь?
— Видел однажды, когда из-за ножа торговались.
— Сколько заплатил Кривенко?
— Три червонца. Еще у меня десятку одолжил — при себе денег было мало.
«Охотника при необходимости можно будет найти, — подумал Пасульский. — Он наверняка откуда-нибудь из ближайших поселений, а их вокруг не так много. Но сначала нужно отыскать Кривенко».
За окном деревянного домишки неожиданно разыгралась вьюга. Ветер нес серебристые крупинки снега, раскачивал сосны, и они по воле ветра бились там вверху головами, поскрипывали, словно жаловались.
— Как думаешь, Антон, где сейчас Кривенко?
Турчак задумался.
— Если не в Синевце, тогда в колхозе. Есть у него там одна «временная». У Дуськи сидит.
Пасульский записал адрес.
— Сколько вас в бригаде, Антон?
— Девятеро.
Турчак называл имена, загибая пальцы.
Пасульский удивился:
— Разве Корилич, Гафия Нитка и Гецко тоже тут? Я же их дома видел. Да и куда старому Кориличу на лесозаготовки — его и почтарская сумка к земле гнет.
Прошелся по комнате, глянул в окно, повернулся к Антону и услышал:
— Работаем вшестером, а заработок — на девятерых…
— Незаконно начисленные деньги меж собой делите?
Теперь Турчак посмотрел в окно, словно кого-то высматривал.
— Павел себе в карман кладет, — выдавил наконец.
— И вы молчите?
— Остальные ничего не знают, а мне Павел пригрозил: хочешь до дома ноги донести — прикуси язык.
Пасульский понял, что в колхоз «Зирка» так или иначе ехать придется. «Не застану Кривенко — проверю выплату заработка «мертвым душам», сниму копии с ведомостей».
— Ты вот что, Антон, не говори никому про мой приезд…
— Понимаю.
— И еще. Если Кривенко появится, постарайся не напугать его, убеди, что в этой глухомани его никто не станет искать. Я при необходимости наведаюсь.
За окном послышался рев автомашины.
— Лесовоз, — обрадовался Турчак. — Можешь доехать до станции.
В кабине было тепло. Укачивало. Мысли лейтенанта перепрыгивали с одного на другое. Уверенности, что застанет Кривенко у Дуськи, не было. Крыило выяснил: Павел был в Синевце. Должно быть, еще не вернулся. Его узнал на фотографии официант Корчи Балог. Когда он обслуживал Кривенко в ресторане, тот попросил: «Найди кого-нибудь. Нужно послать в одно место». Официант привел брата, который коротал время за бутылкой пива, дожидаясь закрытия ресторана, чтобы проводить домой молоденькую буфетчицу Лиду.
«Садись, Дюла, — предложил Павел и наполнил рюмку. — Выпей за знакомство». После второй рюмки сказал: «Есть небольшая просьба. Сбегай, Дюла, на Летнюю улицу. Это близко. Там в восьмом доме живет одна особа на первом этаже в семнадцатой квартире. Откроешь дверь, глянешь, кто там, скажешь: «Извините, не туда попал». И можешь возвращаться. Поллитра гарантирую… Да не смотри ты так. Я же не шпион. Хочу жену проверить. У нее сегодня день рождения, о моем приезде не знает. Может, какого-нибудь фрайера пригласила… Усек?»
Дюла возвратился скоро. «Маэстро, поллитрой не обойдется: я из пекла вырвался». — «Будет, сколько нужно», — заверил Кривенко. И тут же заказал щедрую выпивку, обильную закуску. Павел нахваливал себя и обливал грязью Ирину. «Говоришь, какого-то Дмитрия там ранили, говоришь, драка, а она плачет?.. Да Ирина в понедельник любит, а во вторник губит. Не жена — сатана…»
Капитан Крыило еще в Синевце рассказал Пасульскому, что официант с братом ночью провожали Кривенко к поезду. Поехал в направлении Львова. «Не пойду к изменнице… Ненавижу! — бил кулаком, поднимаясь в тамбур вагона. — Я еду в Карелию». Это была пьяная болтовня. Проспавшись, он мог сойти с поезда, скажем, во Львове и поехать совсем в другом направлении. Может, и к Дуське.
Участковый инспектор добирался теперь до колхоза «Зирка». Там ли Кривенко? Когда ехал поездом из Синевца, пожилая попутчица рассказала, что недалеко от вокзала нашли изувеченный труп. Мужчина, видно, не старый, одет был в серый костюм и синий плащ с блестящими пуговицами. И никаких документов при нем…
В Синевце Кривенко видели в сером костюме, синем плаще и фетровой шляпе. Если самоубийца он, зачем было в такую даль ехать? «Если не найду Павла, — подумал Пасульский, — придется проводить опознание человека, найденного на железной дороге».