Волчица и пряности
Шрифт:
Я указала на посуду, которую он держал в руках, и он кивнул.
– Хочу чего-нибудь ароматного и сладкого, и вкусного.
– Овечье молоко, хм…
– А что, что-то не так?
Он покачал головой.
– Оно быстро портится, поэтому лучшее молоко после полудня дорожает. Думаю, ты хотела бы, чтобы оно было свежим, верно?
– Ну да.
Глядя на мою клыкастую ухмылку, мой спутник пожал плечами.
– В таком случае мне сперва надо будет найти Нору. Она пастушка, и отлично разбирается в овечьем… – тут он внезапно замолчал.
– Ты сказал… «Нору»? – переспросила я.
Я понятия не имела, какое у меня сейчас выражение лица.
Но судя по лицу моего спутника, на котором было написано «какой ужас, я только что произнес запретное слово», догадаться об этом не составляло труда.
От мирной, спокойной ауры, которая была в комнате только что, не осталось и следа.
И, судя по тому, как он сказал «разбирается в овечьем молоке», пока я спала, он шлялся по городу с этой пастушкой.
С пастушкой. Вдвоем.
Пока я спала!
– Да нет, нет, это только чтобы купить для тебя овечьего молока…
– Если бы ты разговаривал при помощи денег, штука под названием «проницательность» была бы абсолютно не нужна.
Мой голос дрожал от враждебности.
А внутри меня все кричало: предатель, предатель, предатель!
Он ведь наверняка заметил и понял, что происходило раньше. Если так, зачем делать то, что меня так злит?
Для волчицы пастушка – заклятый враг.
– Поскольку… поскольку мы знакомы, у меня совершенно нет повода отказать, если она предлагает помочь, но…
У него был такой вид, словно он только что наступил на что-то ужасающее.
В панике он пытался подобрать хоть какие-то слова, чтобы объясниться.
Но я была в такой ярости – пожалуй, в слишком уж большой ярости, даже для меня, – что любые объяснения выглядели не более чем оправданиями. Казалось, он думал целую вечность, пока не пришел, наконец, к единственной фразе.
– Но почему ты так ненавидишь Нору?
Время замерло.
– Э?
Его реакция на мою враждебность оказалась настолько неожиданной, что я была ошеломлена на какое-то мгновение.
Я механически открыла рот и тупо переспросила:
– Что… что ты сейчас сказал?
– Ну – ну, я не знаю, что у тебя было с пастухами, и я понимаю, что раз ты волчица, они тебя немного раздражают… но такая уж явная ненависть ни к чему, верно? Нора, конечно, пастушка, но в то же время… как же это сказать…
Каким-то образом, хотя обе руки его были заняты горшком и миской, он все же ухитрился почесать в затылке.
– …Конечно, твердый характер – это добродетель, но из всякого правила есть исключения…
Мне захотелось во весь голос объявить его болваном.
Я не сделала этого, но вовсе не из-за усталости и не из желания поддержать репутацию Мудрой волчицы.
Просто от его безнадежной тупости я лишилась дара речи.
Конечно, века одиночества в пшеничных полях не пошли мне на пользу. Я позабыла даже основы нормального общения – настолько, что даже для обычного повседневного подтрунивания мне нужно было прикладывать немалые усилия. И я чувствовала, что моя способность угадывать мысли других тоже изрядно притупилась.
Поэтому я вполне понимала, что нерасторопность в подобных вещах моего спутника, который подолгу находился в одиночестве в своей повозке, была объяснима и неизлечима.
Но я не ожидала, что он настолькотуп.
***
Неумелый, но все же достаточно упорный, чтобы не сдаваться, даже когда всё против него. Глупый, но все же достаточно хваткий, чтобы находить решения в самых тяжелых ситуациях. Наивный и добросердечный, но все же достаточно сильный, чтобы вести себя жестко, когда это необходимо. И все же в такой важной области он совершенно никчемен. Я никак не могла понять – почему?
Он что, на самом деле ничегошеньки не понимает?
Я даже заподозрила, что он меня испытывает.
Он вправду не в состоянии понять, почему Мудрая волчица из Йойтсу ненавидит пастушку?
Волк – зверь, который охотится на овец; пастух – человек, который защищает беспомощных овец. В нашем случае – кто волк, кто пастух и кто овечка? Если рассуждать таким образом, совершенно нетрудно будет понять, почему я расстроена.
Я не ненавижу пастухов; я просто не нахожу себе места, когда вижу пастуха, стерегущего овец.
И беспокойные мысли. Мысли о том, все ли время овцы будут при пастухе. Мысли о том, ответят ли овцы на призыв пастушьего рожка. Мысли о том, подадутся ли глупые, безмозглые, никчемные овцы на улыбку такого теплого, понятного пастуха, чтобы никогда уже не вернуться назад.
Думая обо всем этом, я вздохнула.
Мой спутник по-прежнему стоял как истукан, с растерянным лицом. Сейчас он сам походил на жалкого, безмозглого барана.
Сцена, когда он баловал меня, кормя кашей с ложки, как будто осталась в далеком-далеком прошлом.
Мой сон почти воплотился в явь.
Я освободилась из своей клетки; я могу позволить себе заниматься тем, что мне нравится, и это не приведет к ненужному вниманию окружающих; и я могу капризничать сколько захочу, никого не обижая при этом.
Поэтому мне хотелось попробовать все, будь то слова или шалости. Мне хотелось узнать, что это такое – дурачиться, точно избалованное дитя.
Но меня подвела моя собственная природная глупость.
В конце концов, когда компания пьет всю ночь, оставшиеся в сознании ответственны за тех, кто напился до беспамятства.