Волчица и пряности
Шрифт:
– Эй, послушай.
Из-за усталости, накопившейся у меня в сердце, голос мой тоже звучал устало.
Наконец-то я поняла, что капризничать, как невинное и беззаботное дитя, тоже непросто.
Должно быть, просить волчицу стать овечкой было невозможно изначально.
Видимо, мой спутник думал обо мне как о загадочной волчице в овечьей шкуре; но это не моя вина.
Даже если бы я взаправду обратилась в овечку, вовсе необязательно было бы оставаться овечкой всегда; это, по правде сказать, из-за моего спутника, который сам слишком уж походил на барана.
Если бы мы оба стали безмозглыми овцами, все закончилось бы лишь тем, что мы бы вдвоем свалились с какой-нибудь скалы.
Раз так, кто-то один должен был принять свой изначальный облик, чтобы вести другого.
– Это моя вина.
Хотя в моем голосе остались следы злости, мой спутник сразу впал в оцепенение.
– Однако для любви и ненависти причины не нужны. Помнится, я это уже говорила.
Как бы сильно он ни старался сделать вид, что понимает мои чувства, вряд ли он полностью осознал все значение того, что я только что сказала.
Увы, хоть я и могла разрешить ему гладить меня по голове, дозволять ему ухаживать за моим хвостом было еще рано.
Да и настанет ли вообще такой день – тоже вопрос. Размышляя об этом, я устало глядела на своего спутника.
– И еще, ты…
При этих словах он весь обратился во внимание.
Сперва я собиралась позволить ему погладить меня по голове, но мое тело самовольно отдернулось.
– Поставь посуду на место и поскорей возвращайся, – и я улыбнулась во весь рот.
Он явно был удивлен тем, насколько быстро у меня сменилось настроение, но тотчас подыграл – возможно, он все-таки был не так уж и туп.
– Конечно, понимаю. Ведь здесь чересчур тихо.
Всего лишь нашел подходящий ответ, а уже выглядит таким счастливым. Все-таки простофиля остается простофилей.
Это было ясно, как белый день: мой спутник – невероятный дурень.
Разумеется, моих мыслей он не знал, но явно расслабился – решив, видимо, что удачно выпутался.
– Ну, я пошел тогда. Попить что-нибудь принести?
Хотя я слишком устала, чтобы хотя бы вздохнуть, все же я была признательна ему за добросовестность.
Значит, надо его похвалить.
– То разбавленное вино, которое ты сделал, было ничего. Кроме того, я хочу побыстрее выздороветь.
Он явно был счастлив, его лицо осветилось искренней улыбкой.
– Тогда подожди немного.
Радостно произнеся эти слова, он вышел из комнаты.
Какой же безмозглый болван; но если так, то умнее ли сама Хоро, которая все время вертится рядом с ним?
Мирное, тихое время.
Я прекрасно сознавала, насколько оно бесценно.
Потому-то я должна ухватить, медленно впитать, насладиться этим временем.
Правда, оставалась одна причина для тревоги.
Я медленно влезла обратно под одеяло; моя мысль работала сейчас совсем по-человечески.
Должно быть, во всем был виноват монотонный образ жизни, который вел мой спутник прежде, – стоит его чуть-чуть похвалить и чуть лучше с ним держаться, как он приходит в полный восторг; но если чересчур увлечься одним и тем же средством, оно быстро перестанет приносить результат.
Для всех живых созданий верно одно и то же: если что-то повторять без перерыва, это вызовет лишь раздражение и скуку.
Значит, мне следует постараться придумать что-то другое. И после краткого размышления мне в голову пришла идея. Если сладкое надоело, надо попробовать солененького.
Если улыбки его не манят, надо атаковать слезами.
Стратегия проста.
Но против глупого барана она сработает.
Э?
Пока я размышляла, меня посетило какое-то неясное воспоминание. Покопавшись у себя в голове, я наконец поняла, что это было. Случай на том обеде, во время которого я упала в обморок.
Разговор тогда шел об овцах. Об их привычке безостановочно лизать все соленое. Когда я это вспомнила, в моем воображении возникла странная картина.
Тем утром, когда я применила «соль» в виде слез, он безостановочно «лизал» мое лицо.
Сперва мне было щекотно и хотелось рассмеяться; но я полностью отдалась этому ощущению. А он, похоже, не знал, когда стоило прекратить.
Такая картина вставала в воображении очень легко; меня охватила дрожь.
Благоразумней, пожалуй, взяться за его поводок покрепче и позволить ему идти куда захочется.
Это, конечно, потребует бОльших усилий; но едва ли он решит выкинуть что-нибудь странненькое.
Посмеявшись про себя, я обняла подушку и обернулась вокруг нее.
Давно со мной не происходило чего-то столь интересного.
Невозможно было выделить, что именно делало происходящее интересным. Причин для веселья было множество, очень трудно было найти главную.
Но если бы мне все-таки пришлось выбрать что-то одно – это было бы вот что: несмотря на то, что при мне все время находится на редкость безмозглый баран, мне никак не удается схватить его обычными способами. В моем сердце волчицы разгорелся огонь, который всегда вспыхивает в предвкушении охоты.
Внезапно моих ушей коснулся звук шагов моего спутника; он вернулся быстро, как и обещал.
Я услышала, как сердце застучало в груди.
Мой хвост распушился, уши затрепетали.
Ахх, сколько бы я ни охотилась, каждая новая охота приводит меня в возбуждение, от которого захватывает дух.
Шаги замерли перед дверью – от предвкушения я, казалось, вот-вот закиплю. И тут дверь открылась, и за ней…
– Хоро, – с улыбкой произнес мой спутник.
А рядом с ним стояла пастушка.