Волчица и пряности
Шрифт:
– О? Не можешь дождаться ночи?
Что за злодейская ухмылка. Однако, прежде чем Клаус успел рассердиться, он осознал, что мысленно сравнивает эту ухмылку с улыбкой Ариетты; он уткнулся лицом в землю, думая, как же он беспомощен.
Тук-тук. Хоро постучала его по голове, и он поднял глаза к ее ласковому лицу.
– Я сделаю из тебя нормального взрослого самца.
Клаус вновь уткнулся лицом в землю.
Изматывающее странствие трех путников началось.
Давненько он не пробуждался от собственного чихания. Лежа под одеялом, он осознал, что и предыдущие ночи были не такими уж теплыми, как ему казалось, – он не мерз лишь потому, что спал вместе со своей спутницей, странной девочкой по имени Ариетта. При одной мысли об этом холодный утренний воздух словно улетучился куда-то.
Однако то, что на этот раз Клаус спал не с ней, имело свою причину.
После того как их выгнали из поместья, где Клаус жил и работал, он вместе с Ариеттой направился к морю. По дороге они встретили странную путешественницу, которую звали Хоро. Она сказала, что прожила на два века больше их, хотя на вид казалась обычной девушкой ненамного старше Ариетты… если не считать волчьих ушей, хвоста и клыков. Этого было вполне достаточно, чтобы Клаус поверил – она говорит правду.
По вине Хоро ему и пришлось терпеть холод в одиночестве. Она дразнила его, говоря «давай спать вместе». Но, хотя Клаус мог спать с ничего не знающей Ариеттой, которая считала его девочкой, с Хоро было все по-другому. Она игралась с ним. Хоть она и дух, Клаус не собирался плясать под ее дудку.
Так вот все и получилось. Клаус взял у Хоро одеяло и спал один. Хоро и Ариетта укрылись плащом и балахоном и спали вместе. Представив себе картину всех троих, лежащих в обнимку, Клаус вздохнул об упущенной возможности.
Хоро – дух; и это значило, что иногда она бывала злой. И что в голове у Ариетты, мальчик тоже не вполне понимал. Несомненно, они обе очень красивые… неудивительно, что теперь он не мог заставить себя спать с ними. Но представлять себе это – почему бы и нет. С этой мыслью он высунул голову из-под одеяла и сразу увидел Хоро.
– Сказать тебе, почему у тебя такое лицо?
Она сидела рядом, расчесывая мех на хвосте. Теперь Клаус не мог просто взять и залезть обратно под одеяло. Он мог лишь покачать головой.
– Потому что ты последний проснулся.
Он медленно встал. Да, Ариетта тоже уже проснулась; она отошла чуть в сторонку и молилась. Клаус поднял глаза к небу, где предположительно обитал Единый бог. Было пасмурно и чуток холодновато. Кстати о богах: богиня по имени Хоро прекратила играться со своим хвостом и великодушно подала Клаусу хлеб из ее собственной сумы. Никакого праздника не было, и все же она протягивала ему пшеничный хлеб.
– Мне тоже его просто дали. Можешь не стесняться.
Даже если бы ему сказали, чтобы он постеснялся, все равно его руки приняли бы хлеб. Однако он обеспокоенно взглянул на Ариетту, которая всегда отказывалась есть по утрам.
– Не волнуйся, я ее убедила. Видишь?
Хоро кинула кусок хлеба Ариетте, которая как раз закончила молитву и вернулась. Девочка нервно вытянула руки и, поймав хлеб, точно ребенка, прижала его к груди. Полное отсутствие манер у Хоро потрясло мальчика, хотя он сам бы не сказать чтоб очень владел этикетом.
– Бросать еду нель-…
– Зерна пшеницы падают на землю – так устроен мир. Так почему я не могу бросать хлеб, который сделан из тех же зерен, только перемолотых в муку?
– Что?..
Клаус сам себя почувствовал дураком за то, что это слово вырвалось у него; однако и лицо Ариетты исказилось, точно ее ущипнули за нос. Девочка задумчиво склонила голову набок, потом молча кивнула. Клаус подозревал, что с ним опять играют, но сказать ему было нечего. В конце концов, древний дух мудрее, чем мудрейший из людей.
– Это называется «логика», – шепнула Хоро ему на ухо и горделиво улыбнулась. Сейчас она казалась мальчику еще более внушительной.
– Короче говоря: вы двое собираетесь к морю?
Хоро откусывала от своего хлеба громадные куски, в то время как Клаус отщипывал понемножку – ему есть такой великолепный хлеб было непривычно.
– Д-для начала.
– Что за бессмысленное путешествие.
Мальчик смущенно опустил голову.
– Вообще-то оно не –
– Иначе вы бы заранее поставили себе цель.
С этим словами она проглотила остатки своего хлеба. При словах «бессмысленное путешествие» сердце Клауса екнуло. Он как-то слышал о потрепанном непогодами путнике в обветшалой одежде, который шлялся по земле туда-сюда на своей лошади. Но если он скажет об этом сейчас, Хоро будет над ним смеяться, как смеялись люди из поместья; поэтому он предпочел смолчать.
– Кстати, ты не только просыпаешься медленно. Ешь ты тоже медленно.
– Э?
Клаус опустил глаза; полкраюхи до сих пор оставалось у него в руках. Ему самому казалось, что это Хоро ест слишком быстро. Однако, взглянув на Ариетту, он удивился.
– Кажется, она хочет спросить «не желаешь ли ложку и нож»?
Это саркастическое выражение использовали слуги, когда работы было слишком много, чтобы копаться; аристократы – те, кто едят с помощью ложки и ножа, – всегда едят медленно, у них этикет такой. Клаус, разумеется, ложкой не ел никогда в жизни.
Он нервно запихнул хлеб в рот. Вкус наполнил его рот совсем не так, как это было, когда мальчик отщипывал по кусочку; зато хлеб кончился в несколько укусов. Клаусу казалось, что это бесполезная трата пищи, но сожалеть об этом было уже поздно. Кроме того, всегда медленно едящая Ариетта уже закончила; это тоже заставило Клауса поторопиться.
– Тогда собираем вещи и идем. До моря далеко, зато здесь поблизости есть город.
Слова Хоро подстегнули мальчика собираться быстрее. Он вдруг осознал, что приготовлениями к дороге занимается он один, но он не мог прервать молитву Ариетты и не решался попросить помощи у Хоро. Однако когда выяснилось, что и мешок с пожитками Хоро тоже предстоит тащить ему, он обиделся. Ее мешок был совсем не такой, как их худая сума; он был набит массой вещей, нужных для путешествия, и самым тяжелым там был кожаный мех с вином.