Волчица и пряности
Шрифт:
– А еще в той легенде говорится, что человек однажды сумел выдернуть клок золотой шерсти, но она растворилась, как луч света, сразу же, как только отделилась от тела.
Лоуренсу доводилось слышать много подобных легенд. Чем хуже было положение той или иной страны – например, во время войны, – тем больше таких историй ходило. Истории о плачущих статуях Святой девы-матери, о ведьмах, которые крадут детей, ухмыляясь до ушей, о громадных флагах с эмблемой Церкви, развевающихся высоко в небесах.
Легенда о Золотом баране монастыря Брондела была хорошо известна на материке. Всякий раз, когда мир скатывался в черноту, эта легенда чудодейственным образом дарила людям новую надежду.
– Должно быть, на самом деле они тут, чтобы купить имя монастыря, а может, его землю.
– Я слышал, Альянс собирается стать аристократией Уинфилда.
– Но король Сильван – внук Уинфилда Первого; едва ли он позволит кому-то покупать титулы. Однажды у нас торговец уже купил титул падшего аристократа, так король был в таком гневе, что выпустил закон, из-за которого тот разорился на торговле шерстью. А мы в конце концов получили то, что сейчас имеем.
Человек, сказавший это, с последними словами провел ладонью по шее, изображая обезглавливание. Лоуренс догадался, что упомянутый торговец был мужем кое-кого, кого он очень хорошо знал.
– Денег никто не зарабатывает, а король все повышает налоги. Хотя, может, правильнее наоборот сказать: король так бесится с налогами именно потому, что ни у кого нет денег.
– Вы хорошие покупатели, так что я дам совет: если собираетесь отправиться в монастырь, будьте осторожны. Обитель Господа сейчас в руках у демонов. А Господь, который должен был бы прийти к нам на помощь, видать, заблудился в лугах, его уже много веков не слышно и не видно.
Лоуренс уже перестал понимать, кого именно ругают местные – монастырь или Альянс Рувика. Быть может, они и сами не знали, кого им больше хочется ругать. Быть может, им хватало уже того, что было на кого жаловаться. Но на кого бы они ни жаловались, делали это не из ненависти.
И король, и Альянс для них – нечто из другого мира, не из их собственного; а на монастырь они привыкли смотреть снизу верх, пусть даже его положение стало плачевным. Смятение чувств в их сердцах было как на ладони для любого. И Лоуренсу казалось, что он понимает их трудности.
– Спасибо. Я буду осмотрителен.
– О да, ну а тогда лучше вам всем есть и пить как следует, чтобы набраться сил! Как только вы покинете город, сразу познакомитесь с заснеженными полями. Если у вас будет недостаточно сил – умрете на полпути!
Слова хозяина таверны вновь подогрели всеобщее настроение. Лоуренс поднял кружку и выпил за хозяина. Коул, похоже, был уже на пределе, а вот Хоро явно еще могла пить.
Монастырь Брондела посреди заснеженной равнины… если это и есть их цель, заранее наполнить животы – и впрямь мудрая идея.
***
Он слышал потрескивание, как от горящих дров. Но они же не разводили костер накануне вечером, так ведь? А, ну конечно, очаг… его они тогда разожгли. От него просто звук был не такой, как от костров, к которым он привык.
Наконец-то мысли в голове забегали. Он открыл глаза и поднял голову.
В комнате царил полумрак – значит, еще совсем рано. Он мог разобрать, хорошая или плохая погода снаружи, просто по свету, вливающемуся в окна. Увы, похоже, день предстоял хмурый.
Он как раз начал думать, что будет холодно, но тут волна морозного воздуха нахлынула на него и разбудила окончательно. Похоже, холод пробрался-таки в комнату, несмотря на потрескивание дров в очаге.
– Снегопад, э, – пробормотал он себе под нос, после чего с наслаждением зевнул и сел. Да, шерстяное одеяло и вправду прекрасно хранило тепло. По правде сказать, давненько он не спал так крепко. Даже Хоро, судя по всему, дрыхла без задних ног. Ее пушистое одеяло ритмично поднималось и опускалось; это было даже более заметно, чем обычно.
Но холод стоял страшный. У Лоуренса было такое чувство, будто он свалился в ледяную реку. Кинув взгляд на кровать Коула, он обнаружил, что мальчик, как и Хоро, сжался в комочек и залез под одеяло с головой. Лоуренс был единственным из троих, кто спал с открытым лицом.
Потерев это самое лицо, Лоуренс выдохнул струйку белого тумана. Поднялся с кровати, вздрогнул, потом подошел к столу, взял кувшин и встряхнул. Он не очень-то надеялся на лучшее – и действительно: вода в кувшине замерзла.
– Видимо, придется спуститься и взять еще…
С тех пор, как Лоуренс начал путешествовать с Хоро, его привычка вслух говорить с самим собой стала проявляться куда реже. Однако в подобных ситуациях он всегда возвращался в плен той старой привычки и бормотал себе под нос фразу-другую.
В едва горящий очаг он кинул соломы, потом, дождавшись, пока она разгорится, подбавил немного дров. Это могло показаться излишним, но подобные кирпичные очаги могут гаснуть сами собой – просто от холода кирпичей.
Когда дрова занялись как следует, Лоуренс вышел из комнаты. Снаружи царила мертвецкая тишина, но ощущения, что это из-за отсутствия людей в столь ранний час, не возникало. Казалось, будто что-то просто съедает все звуки. Половицы при каждом шаге издавали скрип, но он тут же глох. Такая тишина, как будто все закутано в хлопок, бывала только лишь в снежные дни.
Спустившись на первый этаж, Лоуренс сообразил вдруг, что рабочий день на постоялом дворе еще не начался – входная дверь была закрыта на деревянный засов. Однако в глубине коридора, ведущего на задний двор, открылась другая дверь. Вскоре Лоуренс увидел красноносого владельца постоялого двора с шарфом вокруг шеи и с бочонком на плече.