Волчица и пряности
Шрифт:
За звуком, с которым пожитки Лоуренса опустились на землю, он едва не пропустил это короткое слово. Когда он наконец понял, что пастух только что представился, то поспешно протянул правую руку.
– Я Крафт Лоуренс.
– …
Они обменялись рукопожатием, стоя в дверях; ладонь Хаскинса оказалась жесткой, как овечье копыто.
– А это Хоро и Коул. Ветры судьбы свели нас вместе.
– Рада познакомиться.
– Рад познакомиться.
Хаскинс ничего не ответил, лишь молча пожал им руки. Кроме имени, он вообще не произнес ни слова. Его рука была цвета снега, смешанного с сеном; кроме того, у него были длинные брови и борода почти до груди. Крепкое телосложение – он был не сгорблен, не худ; серые глаза под морщинистыми веками цепко смотрели вдаль. От него не исходило ощущения какого-то особого проворства, зато веяло надежностью. Чем-то он походил на старого дикого барана.
Истинный пастух, покоритель лугов. Живое воплощение пастушества. В общем, Хаскинса много как можно было описать. Почтенный человек, внушающий уважение всем обликом.
– Благодарю тебя за согласие нам помочь.
По словам Пиаски, пастухи, живущие вместе с Хаскинсом, приходили домой лишь раз в несколько лет. Хаскинс готов был предоставить свободные комнаты Лоуренсу и его спутникам при условии, что те будут заниматься приготовлением пищи. Конечно, это был далеко не постоялый двор, и в комнатах не было очагов… лишь общая кирпичная печь. И все же это был рай по сравнению с необходимостью спать в толпе незнакомцев или на грязных холодных камнях.
– Ночью я присмотрю за огнем. В остальном вы можете делать что хотите.
Говаривали, что пастухи, целыми днями присматривающие за бессчетными стадами овец и живущие в неимоверно суровых условиях, становятся более святыми, чем настоящие святые. К Хаскинсу это подходило более чем к кому бы то ни было. Попытки завести разговор со старым пастухом едва ли приведут к успеху.
Да, похоже, Хаскинс не испытывал желания с кем-либо общаться. Поняв это, Лоуренс кивнул и не стал отвечать. Окинув всех троих взглядом, Хаскинс легонько кивнул и направился в комнату с печью.
– Он что, священник?
Этот вопрос Коул задал, как только шаги Хаскинса достаточно удалились. Вопрос вовсе не казался странным – Лоуренс и сам легко мог себе представить, как люди, сбившиеся с жизненного пути, просят его о наставлении.
– Он больше похож на мирского мудреца-отшельника, тебе не кажется?
– Это ты надо мной, что ли, смеешься? – спросила Хоро, набившая рот малиной сразу же, как только их пожитки очутились в комнате. Лоуренс кинул на нее короткий взгляд и наигранно пожал плечами.
– Похоже, у нас больше еды, чем я думал. Даже с учетом доли Хаскинса мы протянем довольно долго. А раз тут повсюду полно торговцев, то, даже когда наша еда подойдет к концу, это не станет серьезной проблемой.
– Да, но недавно я видел большую очередь к колодцу, так что проблемы могут быть с водой.
Коул, как всегда, был наблюдателен. В нищем странствии нет ничего важнее воды. Когда практически нечего есть, можно продержаться неделю, без воды же – всего ничего.
– Может, мне сейчас сбегать?
– Это было бы лучше всего… ладно, значит, вода за тобой. Она нам и для готовки понадобится, и еще надо не забывать, что за ночь колодец может замерзнуть.
– Бегу!
Коул, похоже, был из тех, кому легче, когда у них есть какое-то задание. Весело ответив, он ухватил ведро и кожаный мех и выскочил наружу. Лоуренс, глядя, как Хоро, не обращая ни на что внимания, лениво поглощает ягоды, почувствовал, что должен что-то сказать.
– Хоть я и подтрунивал над тобой только что, пожалуйста, не сердись.
Чувства не отображались на лице Хоро, но на самом-то деле она тоже хотела быть полезной. Только вот из-за того, что она этого не показывала, иногда случалось, что от нее так и не было никакой помощи.
– …Похоже, ты постепенно совершенствуешься.
– Хотелось бы думать, что я провел с тобой достаточно много времени для этого.
– Хех. Не будем об этом; но если нам придется остаться здесь достаточно надолго, чтобы начать беспокоиться о еде, для меня это будет весьма неприятно.
Она сунула в рот последнюю ягодку и приподнялась.
– Это верно. А застрять мы можем – например, если все завалит снегом. Если уж где-нибудь застревать, то лично я предпочел бы в городе.
– Для меня это одна из причин, но есть и вторая.
– Есть и вторая?
– О да. Возможно, ты окажешься погребен заживо в шерсти всех тех овец, что я сожру.
– Пожалуйста, приложи все усилия, чтобы до этого не дошло.
Лоуренс сказал это в шутку, но подумал, а шутила ли Хоро. Ему лишь мельком удалось взглянуть на стадо, но, похоже, руно у овец было превосходное. А раз руно отличное – почти наверное и мясо вкусное.
– С другой стороны, любому путешественнику, кто здесь застревает, не остается ничего другого, кроме как обмениваться слухами. Нам же нужно собирать сведения, так что для нас это самое подходящее, не так ли?
– Не обязательно. Слухи могут расходиться слишком быстро, и тогда из них никому пользы не извлечь. Нам важнее всего решить, как втихую собрать сведения о костях и не привлечь к себе внимания.
Лоуренс принялся обдумывать эти слова Хоро, поглаживая начавшие уже завиваться волосы на подбородке. Впрочем, выбор был небогат, так что и думать долго не пришлось. Держать рты других людей на замке чрезвычайно трудно. А значит, единственным выходом было – заручиться помощью кого-то, кому можно доверять.
Лишь один человек годился. Однако Лоуренса невольно охватила нерешительность при мысли о том, чтобы просить Пиаски о помощи. Пиаски – выдающаяся личность; настолько выдающаяся, что Лоуренсу не хотелось стоять рядом с ним перед Хоро.
– Не вижу никакой проблемы. В стае, где два вожака, они часто грызутся, как и двое старейшин в клане. Нет нужды беспокоиться из-за таких мелочей.
Она в точности угадала, что его тревожило. Но, каким бы тугодумом Лоуренс ни был, ему было невероятно трудно признать, что причина его нерешительности – опасение, что Хоро слишком хорошо поладит с Пиаски.