Волчица и пряности
Шрифт:
– Печально думать, что будет дальше...
– Эй, - перебил другой работник Гильдии Ремарио, словно предупреждая своего товарища, чтобы тот не болтал лишнего.
«Что еще может быть печальным сейчас, когда все уже кончается?»
По-видимому, это было что-то, чего Лоуренс не должен был слышать даже на пороге смерти.
– Да ладно тебе, давай поговорим. Я просто не могу держать это в себе. Ты ведь тоже, да?
Тот, к кому обратились, явно лишился дара речи на какое-то время. Лоуренс забыл про свой гнев – он весь обратился в слух.
О чем же они говорят?
– Но это же та девчонка, с которой он был. Кого волнует, если даже он услышит –
Не может быть, простонало его сердце.
– Да послушай, вот, смотри –
Человек, стоящий перед Лоуренсом, вдруг со всей силы пнул его; одновременно другой ударил его кулаком в лицо.
От удара у Лоуренса перед глазами все поплыло; пришел он в чувство, уже распластанный на земле.
Что-то забило ему нос, не давя дышать, – то ли грязь, то ли кровь, он не мог разобрать. Сейчас он ощущал лишь дикую, безудержную ярость, переполнявшую его.
В глазах у него все еще мелькали искры после ударов, и он не был уверен, что его тело осталось целым.
Но слышал он каждое слово.
– Может, мы ее просто свяжем, как этого бедного ублюдка? А волки сделают за нас всю работу.
– Не глупи. Кто знает, какую языческую магию она применяла, чтобы провести овец через лес. Мы можем связать ей руки, завязать глаза и бросить здесь, а они все равно выживут. И тогда уже нампридется туго. Но... печально это, должен признать. Когда мы наложим руки на девчонку, мне наверняка потом несколько дней кусок в горло лезть не будет.
Они говорили о Норе, сомнений не было.
Они говорили о том, чтобы ее убить.
Если Гильдия Ремарио собирается решить проблему возможного вымогательства с помощью убийства, конечно же, они не могут позволить жить и Норе.
Скорее всего, они пройдут первый досмотр перед стенами Рубинхейгена, а потом убьют ее, а овец передадут другому пастуху. Нора была единственным пастухом, чье присутствие в этих местах не вызывало подозрений, поэтому до первого досмотра убить ее они не могли.
– Может, нам прикончить этого парня?
– Что, тебе хочется это сделать?
– Эй, я так скажу: чем меньше будем убивать, тем лучше.
– Согласен.
– Лошадь у нас, так что трогаемся. Если не поспешим, нам попадет от господина Либерта.
Их шаги стихли, тут же сменившись топотом конских копыт.
Затем Лоуренс слышал лишь шум дождя. Он расплакался.
Груз никчемности.
Лоуренс зажмурил глаза.
Если бы только он был силен, как Хоро, ему не пришлось бы оставить ее наедине с опасностью, он бы не встретился лицом к лицу с этим предательством, и уж конечно, ему не пришлось бы лишь слушать, как его враги замышляют убийство девушки, которую он нанял.
Нора была совсем не такая, как Хоро. Она не владела никакой языческой магией, никакими сверхъестественными силами. Если ее порезать мечом, кожа разойдется и потечет кровь.
Быть может, ее защитит Энек... но надежда была слабая. Каким бы отважным ни был пес, он бессилен против внезапного нападения.
Лоуренс хотел хотя бы избавить Нору от этой участи.
Он вспомнил, как они разговаривали на холме близ Рамторы.
Нора была умнее и сильнее, чем выглядела, и она сознавала, что дни ее пастушества окончены. Она возложила все свои надежды на эту необычную работу.
Она мечтала стать портнихой и закончить свои суровые дни пастушества. Эта мечта казалась совершенно немыслимой.
Как же загорелось ее сердце, когда она узнала, что ее мечта может стать явью!
Конечно, пустить сердце вскачь из-за одной лишь надежды просто глупо, но обрубить надежде крылья предательством – совсем другое дело.
Нора может выполнить порученную ей работу. И она должна получить обещанную плату.
Разумеется, это же относилось и к самому Лоуренсу, и когда он встретится с Хоро, они смогут принести предателям любое возмездие, какое только пожелают.
Однако путешествию Норы суждено закончиться на острие меча.
Ярость придала Лоуренсу силы, и он заставил свое распростертое на земле тело двигаться. Его руки были стянуты за спиной, но, упершись лбом в землю, он подтянул колени к груди и одним резким движением поднял туловище.
Похоже, одна ноздря была забита грязью, а вторая – кровью. Он резко выдохнул, прочищая нос, и затем втянул холодный воздух, чтобы остудить голову... не то чтобы это помогло.
Он поднялся с колен и, шатаясь, пошел. Он не замечал, что держит в связанных руках одеяние Хоро, пока не добрался до того места, где раньше стояла его лошадь.
Костер предатели разметали ногами по земле, но несколько головешек еще тлели.
Лоуренс положил одежду Хоро, найдя для нее место посуше, и сделал глубокий вдох.
Затем он очень осторожно уселся рядом с самой большой головней, несколько раз проверив, где она и где его туловище.
Он замер, мысленно готовясь.
И затем, опрокинувшись навзничь, прижал связанные запястья к раскаленной головне.
Веревка занялась с треском, и нестерпимый жар охватил запястья Лоуренса. Лоуренс зажмурился и стиснул зубы, терпя боль.
А потом его руки внезапно стали свободны.
Он разорвал свои путы.
Лоуренс тут же поднялся на ноги и осмотрел запястья. Несколько ожогов, но, в общем, ничего серьезного.
Разумеется, он был не настолько глуп, чтобы схватить первую попавшуюся палку поухватистей и кинуться вдогонку за предателями.
Он понимал, что лучшим и единственным вариантом для него было дождаться Хоро. В одиночку простой бродячий торговец беспомощен.
Торговец не обладает той гордостью, какой обладает рыцарь или, к примеру, горожанин. Он готов вылизывать сапоги кому угодно, лишь бы это принесло прибыль.