Волчица и пряности
Шрифт:
Но, сказать по правде, сейчас она казалась немного робкой.
— Там было что-то, что тебя беспокоит? — спросил Лоуренс.
Хоро, не сводя глаз с книги, принялась выбираться из своего одеяния — задача, справиться с которой ей по доброте душевной начал помогать Лоуренс. Капризность была ей не очень свойственна, так что догадка Лоуренса, что она ощущала робость из-за его «спасибо», возможно, была недалека от истины.
— Меня много что беспокоит. Есть такая пословица: «На перекрестке дорог закапывают демонов, поющих зловещие предзнаменования».
— Да, я ее слышал.
— О? — Хоро сняла балахон, и волосы растеклись по спине, точно масло по воде. Она собрала их вместе.
— Есть такие бродячие музыканты, они со своими инструментами ходят из города в город. Иногда их обвиняют, что они служат демонам и приносят с собой болезни и прочие несчастья. И вешают таких музыкантов всегда на перекрестках дорог за городом.
— Ох-хо, — развязанный пояс Хоро соскользнул на ее хвост.
Она попыталась смахнуть пояс; Лоуренс взял его в руки. Хоро ткнула в него кончиком хвоста, словно благодаря.
Когда Лоуренс игриво попытался прикоснуться к хвосту, она проворно увернулась.
— Потом, когда демон-музыкант умирает, люди молятся, чтобы его дух отправился куда-нибудь в другое место. Вот почему перекрестки близ городов всегда так тщательно очищают от камней и быстро заделывают выбоины. Говорят, если там кто-нибудь споткнется, зарытый демон может вернуться к жизни.
— Пфф. Люди в столько разных вещей верят, — пробормотала Хоро, похоже, искренне впечатленная, и вновь вернулась к книге.
— А у волков нет никаких суеверий?
— …
Хоро вдруг стала очень серьезной, так что Лоуренс даже подумал, не наступил ли он ей нечаянно на хвост; но, судя по всему, она просто раздумывала. Через несколько секунд она подняла на него взгляд.
— Нет. Когда ты спросил, я поняла: у нас их нет.
— Что ж, хорошо, что у вас нет ничего такого, от чего дети боятся ходить писать по ночам.
Какое-то мгновение Хоро казалась ошеломленной, потом расхохоталась.
— И чтобы ты знала: это я не о себе самом, — добавил Лоуренс.
— Хех, — ухмыльнулась Хоро, виляя хвостом.
Лоуренс легонько похлопал ее по голове, и она отдернулась, словно от щекотки.
Тогда он небрежно положил ладонь ей на голову.
Он был уверен, что его рука будет немедленно отбита, но Хоро позволила ей остаться на месте, лишь чуть повела ушами. Рука Лоуренса ощущала тепло ее тела, лишь чуть более крупного, чем детское.
В комнате висела тишина, навевающая грусть. Это время было поистине бесценно.
Затем, словно подготовившись наконец, Хоро вдруг сказала:
— Ты ни разу меня не спросил, правду ли она говорила.
Очевидно, она имела в виду Ив.
Лоуренс убрал руку с головы Хоро, но ответом его был лишь кивок.
Хоро на него даже не взглянула. Его жеста было ей более чем достаточно.
— Как будто если бы ты спросил, я бы издевалась над тобой, смотрела на тебя свысока, смеялась над тобой. Потом я бы тебе сказала, и ты был бы у меня в долгу.
— Да, опасность была близка, — кивнул Лоуренс.
Хоро радостно улыбнулась.
Она уронила голову на кровать, потом посмотрела на него.
— Я прекрасно понимаю, почему ты хочешь все определить сам. Из-за продажи меня у тебя появилось некое странное чувство ответственности, верно? Но я знаю и то, что люди не так уж сильны. Если человек знает способ, как можно точно определить правду, он обязательно попытается им воспользоваться. А ты не пытаешься — почему?
Больше всего Лоуренсу хотелось бы узнать, чего добивается Хоро этим вопросом, но, поскольку все его неуклюжие попытки вытянуть из нее это заведомо закончатся плохо, он ответил честно:
— Если я забуду, как отличать правду от лжи, ты же первая рассердишься.
— …Сама честность. Почему бы тебе не попробовать полагаться на меня чуточку больше?
Когда он начнет полагаться на нее, совсем скоро он будет полагаться на нее абсолютно во всем.
Человек может приспособиться ко всему. Нужно быть святым, чтобы об этом не задумываться.
— Я не настолько умен, — ответил Лоуренс.
— Если поупражняешься, привыкнешь ко всему.
Волосы, которые Лоуренс привел в порядок, вновь рассыпались и тихо заколыхались.
— Не желаешь поупражняться?
— Поупражняться полагаться на тебя? — игриво переспросил Лоуренс. Медленно колышущийся хвост Хоро постепенно замер.
Она закрыла глаза, потом медленно открыла вновь. На лице ее была мягкая улыбка, как будто она была готова простить любую оплошность.
Ее лицо без слов говорило, что она примет любой пришедший Лоуренсу в голову способ положиться на нее.
Если она делала это, чтобы поддразнить его, то это была очень жестокая шутка.
Кто бы стал его винить, если бы он попался в подобную ловушку?
Поэтому мысли Лоуренса стали еще холоднее.
Он даже додумался до предположения, что, быть может, таким способом Хоро показывает, как злится на него, и что все это ловушка, и что Хоро только и ждет, когда он улыбнется.
Похоже, целью Хоро было просто позабавиться, наблюдая за ним в таком состоянии.
Наконец он ухмыльнулся — с еле заметным оттенком злорадства.
— Ты хочешь сказать, чтобы я не ставила такую злую ловушку? Я не сержусь, — сказала Хоро.
— Если ты сердишься, то уж сердишься.