Волчий камень
Шрифт:
«Идиоты… — подумал Гюнтер, — возьми наводчики чуть с перелетом, и снаряд ляжет точно среди лодок. Будут потом на весь мир трезвонить, что немцы расстреливают из орудия спасательные шлюпки».
— Вот вам наглядный урок, — подняв кверху палец, он обратился к команде, — как не надо нести вахту! Они нас попросту проспали!
На корме парохода появились языки пламени. Черный дым мощным столбом пополз в небо.
— Странно, они даже не пытались спасать корабль, — поймав паузу между выстрелами, продолжил командир. — Героизм здесь явно не в почете.
«А вот видимый
— Герр командир! — Из рубки показалась лохматая голова радиста. С выпученными глазами, задыхаясь, он прокричал: — Радио! Они работают открытым текстом! Дают координаты места и атаки подводной лодкой!
— Вот черт! Этого еще не хватало! — Кюхельман вскочил с ящика. — Все, Герберт, хватит! Торпедисты добьют.
— Пять минут! Всего пять минут, командир! — взмолился Вагнер.
Гюнтер огляделся вокруг, желая удостовериться, что они по-прежнему одни, и выдохнул:
— Но ни минутой больше! Бейте по мачте с антеннами, заткните его, наконец!
Он внимательно рассматривал в бинокль пароход. Как такое могло произойти? На палубе никого не было видно. От надстройки и ходового мостика практически ничего не осталось, лишь торчали куски вздыбленной палубы, загнутые трубы и свисающие провода. Вокруг судна поверхность воды была усеяна плавающими обломками и всяким хламом. Кверху ножками, не желая тонуть, покачивался обеденный стол.
Наконец, срезанная точным попаданием единственная корабельная труба, подпрыгнув, рухнула на мачту, запутывая и обрывая антенны. Пока целыми и нетронутыми, сотрясаясь при каждом новом попадании, стояли на палубе контейнеры.
Гюнтер попытался прочитать надпись, но, кроме первой буквы «D», ничего не смог разобрать. Увидев, как рухнула мачта с антеннами, он повернулся к рубке, ожидая очередного явления радиста Ганса Траупа.
— Герр командир! Они замолчали!
Кюхельман кивнул. «Странно, — подумал он, — что хотя бы кому-то из этого стада, именуемого командой, не чуждо чувство долга». Американский радист заслуживал только восхищения. Гюнтер всегда питал уважение к смелым людям, неважно, друзья они или враги. И если это был противник, ему никогда не хотелось его гибели. И сейчас он искренне надеялся, что с обратной, невидимой стороны парохода еще осталась какая-нибудь уцелевшая шлюпка и сейчас радист наверняка гребет веслами, удаляясь от обреченного парохода.
— Бейте под ватерлинию, — не отрывая бинокля от глаз, он дал команду наводчикам. — Пора ему пустить воду в трюм.
Мокрые от пота заряжающие, как в топку печи, один за другим заталкивали снаряды в ствол орудия. Но, несмотря на все старания Вагнера и его артиллеристов, корабль не собирался тонуть. Корма осела в воду, немного усилилось пламя, но этим все и ограничилось.
— А это еще что такое? — Бинокль выхватил среди мусора, окружившего пароход, черную точку, явно двигавшуюся в их направлении.
— Это человек, — подал голос старший помощник. — Плывет к нам.
Гюнтер рассмотрел черную голову, четкие взмахи рук, демонстрирующие отличные навыки пловца.
Почему он черный? Ему уже приходилось видеть моряков, наглотавшихся нефти рядом с торпедированным танкером. Их черные головы, обтянутые нефтяной пленкой, беспомощно качались на волнах. Руки били по воде, пытаясь выиграть лишнюю секунду жизни. Но сейчас он не видел разлившегося топлива, да и на агонию движения пловца похожи не были.
— Он негр, — как будто прочитав его мысли, объявил старший помощник.
Пловец быстро приближался к лодке. Команда, позабыв о пароходе, рассматривала американца.
До лодки оставалось не более пятидесяти метров, американец помахал рукой и что-то прокричал. Не заметив в свой адрес никакой агрессии, он в несколько взмахов оказался у носа лодки. Перебирая руками вдоль корпуса, поравнялся с рубкой и легко, по-кошачьи взобрался на палубу.
Никто не проронил ни слова, разглядывая непрошеного гостя. Черный с отблеском, как мазут, он улыбался во весь рот, демонстрируя белые зубы. Мощного сложения, ростом повыше любого из подводников, за пару глубоких вздохов восстановив дыхание, американец вдруг рухнул на колени.
От неожиданности ближайшие к нему моряки попятились.
Разглядывая команду и пытаясь определить капитана, он затарахтел на непонятном языке с невероятной скоростью.
Кюхельман озадаченно разглядывал чернокожего. Ему показалось, что несколько прозвучавших слов похожи на английский язык.
— Ваше имя? — старательно подбирая слова и вспоминая весь свой словарный запас английского, Гюнтер дал понять, кто здесь старший. — Как вас зовут?
Мгновенно сориентировавшись, американец, подняв к небу руки и продолжая стоять на коленях, теперь обращался только к нему. Переживая, что не успеет все рассказать, он говорил еще быстрее. Делая страшные глаза, он показывал то на корабль, то на море или солнце. Кюхельман чувствовал себя окончательно сбитым с толку.
— Он говорит, что он не американец, а доминиканец. На корабле случайно, подвернулась возможность подзаработать. Он простой моряк и обожает немцев. — Старший помощник раздвинул толпу и, наклонившись, внимательно разглядывал чернокожего матроса. — И, кстати, капитан, он говорит на английском.
Гюнтер опешил. Неужели обер-лейтенант позволил себе иронию в его адрес? Со старпомом у них были сложные, строго служебные отношения. Но насмешек над командиром он себе еще не позволял.
«Пусть он и посажен мне на голову штабом, — подумал Гюнтер, — но подобное терпеть я не намерен, даже если мой английский действительно примитивен». Исподлобья он хмуро посмотрел в лицо старшему помощнику.
— Но сразу видно, это его не родной язык. Говорит плохо, с жутким акцентом, — обер-лейтенант понял, что сказал лишнее, и попытался сгладить свой ляп. Ссориться с командиром ему не хотелось. — Его зовут Удо Герреро, и он вас прекрасно понимает.
— Название судна? — Кюхельман решил, что обязательно поговорит со старпомом и поставит его на место. Но не сейчас, попозже.
Герреро вновь взорвался мощной словесной тирадой, размахивая руками.
— Корабль называется «Генерал Ли», — жестом остановив его, перевел обер-лейтенант.