Волчий отрок. Ослеплённый светом

Лисай Анаис

Повисло гнетущее молчание, которое нарушалось прерывистым дыханием Киры. Она слишком отдалась сцене, происходящей на балконе, что не замечала, как Михей склонился в опасной близости к её шее. И почему он об этом подумал сейчас? К чему эти мысли о нежности её кожи и хрупкости тела. Она была так близко, что их тела соприкасались. Михей упирался в её спину, а по его проносилась волна жара. Волнение, вожделение, возбуждение – совсем не то, что ему сейчас было бы нужно. Он молил Босору, чтобы Марчел и Жужанна вернулись к спору.

– Вы не правы, хозяйка, – сказал Марчел приглушённо, словно он развернулся и обращался к ночному небу. – Всё, чего я хочу, – это просто защитить вас. Даже от вас самой.

–

Потому что это твой единственный смысл жизни? – голос Жужанны задрожал. – Боишься понять, что в твоей жизни нет смысла, если я перестану быть жертвой?

– Слишком злые слова, хозяйка. Вы так не думаете.

– Марчел, ты всё ещё тот влюблённый мальчишка, который ничего не видит, кроме своей хозяйки.

– Я просто желаю вам самого лучшего…

– Но как ты можешь определить, что мне нужно? – В голосе Жужанны сплелись боль, возмущение и отчаяние. – Я. Только я могу это решить.

– Но если вы заблуждаетесь?..

– Это будет моя ошибка. Ты можешь только поддержать меня, но не душить.

– Но я люблю тебя, Жужанна.

Молчание. Глубокое. Тёмное. Болезненное.

Михей сглотнул, не веря своим ушам. Конечно, он всегда знал, что Марчел любит свою хозяйку, но, чтобы он признался и назвал её по имени, в это верилось с трудом. Ему безумно хотелось увидеть их лица, но всё, что ему было доступно, наблюдать за неясными тенями.

– Это не любовь. – Слова Жужанны прорезали ночную тишину, не просто нарисовали черту между ними, а возвели непроницаемую стену. – Не может быть ей.

– Потому что я недостоин вас? Или слишком жалок, чтобы любить? – В его словах не было плаксивости или обиды, они звучали слишком спокойно и отстранённо, словно он спрашивал, потому что должен был заполнить пустоту между ними.

– Потому что любовь не должна причинять боль, как ты не поймёшь? Ты делаешь больно и себе, и мне.

– Но меня это устраивает. – Раздались тяжёлые шаги, Марчел подошёл к ней. Тени слились, не давая разобрать, что произошло. Прикоснулся Марчел к Жужанне или нет. Вряд ли. Сегодня он уже позволил себе слишком много вольностей. – Я хочу быть рядом с вами и оберегать.

– Мне это не нужно. Я больше не хочу быть бессильной, слабой. Я не буду жертвой.

– Герцог может вас погубить, – сказал Марчел с натужной уверенностью, но всё же голос задрожал. – Не думали, что он попросит за помощь?

– Мне плевать на цену, если это поможет.

– Вы рассуждаете точно так же, как Михей. Но чем это для него закончилось?

Жужанна засмеялась.

– Но мне ничего другого не остаётся.

– Даже если это будет свадьба? – Голос Марчела стал бесцветным, словно потерял все чувства, что он позволял себе до этого.

– Славно будет, если это закончится свадьбой. – Жужанна усмехнулась. – Но это вряд ли, герцог женат.

– Так он просто играет вами, хозяйка?

– Мне главное, чтобы он помог добиться цели. Всё остальное неважно.

– А если не поможет?

– Значит, я потерплю крах, – жёстко сказала Жужанна. – И это будет не худшее, что со мной случится.

Марчел ничего не ответил.

Жужанна направилась к балконной двери, но остановилась.

– Но будешь ли ты со мной, если я всё потеряю? – Она не развернулась, Михей точно видел это – край её платья просматривался в прореху.

Кира резко отшатнулась, схватила Михея за руку и потащила вглубь зала, не дав услышать ответ. Жёсткие, отчаянные слова Жужанны стояли в ушах, заставляя гадать, что же ответил Марчел.

Глава 3.

Переход через горы Кутрема не занял много времени. Торговые пути через перевал соединяли Залесье с другими жудецами и были отлично освоены. Дед Влада распорядился построить

через горы настоящую дорогу, чтобы его жудец соединялся с другими частями Седмиградья. Мощёная дорога, деревянные широкие мосты, раскинувшиеся над пропастями – всё ускоряло путь, приближая их к цели. Для большей внезапности атаки на Подгорье головной отряд армии замаскировали под торговцев. В закрытых повозках, растянувшихся тонкой вереницей, прятались вооружённые солдаты. Влад же возглавлял колонну, притворившись богатым девлетским торговцем. Глядя на него, Михей поражался, как одежда превращала Влада из коренного залессца в залихватского девлетца. Теперь было понятно, зачем Влад отпустил бороду, чтобы сходство стало ещё более выразительным. Будь рядом Абдул, Влад бы и с ним зашёл за своего. Каштановые волосы, тёмно-карие глаза, густо подведённые углем, золотые серьги в обоих ушах, песочные штаны и рубаха, с поверх накинутым расшитым жилетом – ни единого сомнения, что он прибыл из Девлетского султаната. Михею тоже достался простой девлетский наряд зурначи. К нему же выдали причудливую дудку, которую Влад назвал зурна. Она была тоненькой, с девятью отверстиями и широким раструбом. Через несколько дней тренировок Михей приноровился использовать её, поэтому всю дорогу, сидя на козлах рядом с возничим, наигрывал протяжные мелодии. Звук был совершенно не похож на привычную флейту. Он был резким, скрипучим, за излишней напевностью кто-то плакал, пытаясь облачить свою боль в музыку. Сначала Михея это раздражало, но чем лучше у него получалось, чем сильнее он разбирался, как заставить инструмент обнажить внутреннюю боль, тем больше ему нравилось. Даже возничий Рэду, вынужденный слушать его попытки, к пятому дню стал нахваливать, что очень льстило Михею.

Рэду был младше Михея на год, но выглядел старше. У него были серые глаза и русые волосы. Он был родом с севера Залесья, из небольшой приграничной деревни Запада, что прилегала к территории Империи. В шестнадцать лет поступил на работу в конюшни Влада, а после стал конником. Рэду был ниже ростом, но явно сильнее Михея. Широкая рубаха – для Михея – плотно обтягивала его тело, показывая развитые мускулы. Вероятно, он мог завалить какого-нибудь волка одними руками. При всей грозности Рэду отличался простым и весёлым нравом, постоянно шутил и рассказывал забавные случаи.

– А как-то в конюшню забежала куница-белодушка. И давай носиться среди стойл. – Рэду рьяно жестикулировал левой рукой, словно хотел показать, каким прытким был зверёк, пока правая рука удерживала поводья. – Мы её и так, и эдак. А она знай убегает. Уже начали думать, что в неё окаянная вселилась, и надо бы в храм наведаться.

– И что с ней было дальше? – спросил Михей, представляя, как маленький пушистый зверёк убегал от разъярённых конюхов. – Вы поймали её?

– А как же. – Рэду довольно улыбнулся и покачал левой рукой. – Вот этой самой рукой я её и схватил. Оказалось, что она давно в нашей конюшне живёт, мы даже нашли её запасник, где она мышей, крыс и птиц прятала.

– И что сделали с ней?

– Оставили, конечно же. – Рэду ухмыльнулся. – Она конюшню защищала от мелких паразитов, а после ещё и приплод вывела, так кутят мы приручили. И теперь в Фрицеску наравне с кошками служат куницы-белодушки: кошки в замке ловят грызунов, а куницы – во дворе и окрестностях.

На привалах вокруг Михея крутилась Кира, которая сопровождала Жужанну и госпожу в карете. После отъезда из Верчице Кира сильно изменилась: с одной стороны, казалось, что она стала дружелюбнее, нежнее, милее, а с другой – Михей явственно ощущал, она отдалилась. Это не выражалось в чём-то конкретном, когда она разговаривала с ним, она была поглощена только им, но стоило ей отвлечься, как Михей ловил в её взгляде щемящую тоску, которую нельзя было ничем заглушить.