Волчонок
Шрифт:
Собака настороженно повела носом, за ним следовали умные коричневые глаза, а в том, что они умные, я нисколечко не сомневался, чай ведь не полностью человек, а только наполовину. Неожиданно её взгляд натолкнулся на то место, откуда секундой ранее долетел весьма необычный запах, а именно в половицу под которой, по сути дела, и лежал я. Она вперилась в неё внимательным взором и, мгновение поколебавшись, сделала один неуверенный шаг в мою сторону, затем второй, третий.
— Она что-то почувствовала! — Счастливо взвизгнул священник, глаза его фанатически заблестели.
Это сбило собаку с толку, она повернулась в его сторону, неуверенно повела ушами. Он, устыдившись своей детской радости,
Псинка снова посмотрела в мою сторону.
Я приподнял верхнюю губу в оскале и притом проделал это совершенно неосознанно, сам не до конца понимая, отчего так поступаю. Но, думаю, этого всё же было не вполне достаточно для того, чтобы произвести впечатление на матёрого цепного пса.
Тот между тем ещё разок принюхался, сделал замах для следующего шага, но, неожиданно для всех нас, над лесом вдруг раздался протяжный волчий вой, что казалось, длился бесконечно долго. Пёс тут же испуганно взвизгнул, заскулил и, выскочив вон из хаты, трусливо припустил в сторону родной деревни. Не знаю, что именно он услышал в этом заунывном пении, но то, что это произвело на него неизгладимое впечатление, было вполне очевидно. Не думаю, что его стоит винить за эту невольную слабость, в конце концов, обычный пёс стае волков не соперник.
Молодой мужчина попытался его поймать за обрывок верёвки, но собака увернулась и унеслась прочь, оставив хозяина или, быть может, не хозяина, лежать распластанным на провалившемся крыльце.
— Чёртова тварь! — Неожиданно выругался священник, непонятно к кому обращаясь. К самой собаке ли, что неслась сейчас домой вовсю прыть, к волку ли, что так некстати завыл, к бабке ли, что жила на отшибе и по мере возможности не общалась с добрыми людьми, к неуклюжему ли молодцу, что теперь вытирал окровавленный подбородок.
Но к кому бы на самом деле не относились эти слова, вздрогнули все без исключения. Даже моя нянька Чёрная Кошка, перестала вылизывать гладкую шёрстку, опустила изящно выгнутую ножку, обиженно подняла хвост трубой и покинула избу, отправившись вероятно на охоту, не желая и дальше иметь дела с всякими там священниками-грубиянами. Что ж, её можно было понять, она вполне могла принять эти слова и на свой счёт, ведь, кошки, особенно черные, ещё издавна были не в ладу с церковью.
— Как так случилось, ведьма, что тебя в твоей жалкой лачуге посреди леса, ещё до сих пор не задрали волки? — С едва сдерживаемой ненавистью прошипел священник, оборачиваясь к Травке.
— Так на кой я им нужно? — Притворно удивилась бабка. — Одни жилы, да старческие кости. Как помру, от меня видать и черви добровольно откажутся.
— Твоя корова, куры? — Не сдавался святой отец.
— Так ведь стерегу, с божьей-то помощью. — С иронией в голосе произнесла моя Травка.
— Не богохульствуй, ведьма. Бог тебе не помощник. Адское пламя съест твоё тело и душу, а не черви. — Протяжно взвизгнул священник.
— Нам надо идти, святой отец, лучше бы нам вернуться в деревню дотемна. — Напомнил сгорбившийся старик, что до этого времени всё больше помалкивал, прислушивался, да беспокойно осматривался по сторонам, стоя на пороге.
— Мы ещё вернёмся, ведьма! — Радостно сообщил священник, щедро окропил всё в помещении святой водой, в том числе и саму его хозяйку, и яростно блеснул в сумерках избы своими фанатичными глазищами. — И тогда уже предадим праведному огню и тебя саму, и твоё проклятое жилище, и бесовских животных коими ты управляешь.
Бабка тяжело вздохнула, но в очередной раз не стала отказываться от ведьмовского клейма.
Священник тем временем перекрестил избу напоследок и удалился горделивой походкой высшего существа. Его спутники, молча, последовали за ним.
— Больше мне таких
Меня Травка из подпола достала не сразу. Вначале попыталась немного прибраться, но быстро оставила это занятие и беспорядок, учинённый святым отцом, остался по большей части нетронутым.
— Ушли, наконец-то. — Прошептала она, когда доставала меня, примерно по прошествии часа с тех пор как было сказано последнее слово святого отца. Я точно не знаю, что именно она тогда имела в виду, возможно, то, что они ушли не сразу, а ещё какое-то время следили за нашим домом, желая подловить на каком-то богопротивном деле «ведьму», а может и нечто другое….
Травка перепеленала меня, ведь, несмотря на то, что я был умным не по годам, проситься по нужде я пока так и не научился.
— Я таки и не думала, что они оставят нас в покое, хотя и очень на это надеялась. — По-прежнему бормотала моя старушка.
Покончив со мной, она обессилено опустилась на лавку рядом с моей люлькой, оглядела наведённый святым отцом беспорядок и безнадёжно произнесла.
— Много лет я прожила в этой глуши, пока в здешних местах не появился этот старый маразматик в сутане и не стал портить моё и без того не скучное существование. Сколько уже раз он грозился сжечь меня на костре. Фанатичный тупица! Я могла бы не думать об этом, ведь жизнь моя не вечна. Но теперь я не одна, теперь со мной ты, Волчонок, а это ко многому обязывает. — Она тяжело вздохнула, поскребла на грязной юбке какое-то пятнышко не менее грязным ногтём. Потом посмотрела на меня, ещё раз окинула печальным взглядом своё многолетнее логово и, поднявшись, принялась слаживать свои, да и мои тоже, вещи, в общем, всё то, что представляло для неё хоть маломальскую ценность и могло пригодиться нам на новом месте больше остального, в корзины и берестяные короба.
Я поглядывал за ней своими доверчивыми детскими глазёнками, кажется, догадываясь о том, что именно она собиралась предпринять. Она не стала долго томить меня ожиданием, и тем самым только лишний раз подтвердила мои догадки.
— Мы уйдём отсюда в новые места, Волчонок. Пока не сошёл снег, и они не пришли жечь всех нас на костре. Меня, тебя, Волчонок, нашу кормилицу Зорюшку, Чёрную Кошку и безмозглых наседок с петухом. Они ведь не успокоятся, пока не уничтожат нас всех. Меня и всех моих сестёр, эти поборники добра на земле, волки в овечьей шкуре. Что они могут знать о Боге и дьяволе, если сами жгут невинный люд и зверьё в огне? Мои сестры меня не покинут. Да и твои братья и сёстры, думаю, тоже.
Я улыбнулся. Она несколько безумна, моя бабка. Вы не находите? Мне и самому так иногда кажется, но вообще-то она добрая и к тому же, моя единственная, пусть и не кровная, родня, кто полностью не отказался от меня. А в том возрасте, в котором я сейчас находился, она была и моим единственным другом, независимо от того разумна она была или безумна. Ну, если не брать в расчёт, конечно, кошку с коровой с пятью курицами и петухом.
Бабка Травка вытащила приставленную к дальней стене волокушу на свет божий, приторочила это хозяйство к жалостливо ревущей бурёнке, что в перерывах между тоскливым мычанием вяло пережёвывала свою жвачку, уложила сверху наш нехитрый скарб и меня в том числе. Клетку с курами прикрыла драным тулупом, меня тоже накрыла какой-то тряпицей. Затем привязала позади волокуши по нижнему краю несколько еловых лапок. Чтобы сбить преследование со следа, если оно вообще будет это преследование и если его удастся обмануть таким элементарным способом, сразу догадался я.