Волчья хватка. Волчья хватка?2 (сборник)
Шрифт:
Майор пришел в кремлевский кабинет, откуда Верховный не уходил вот уже двое суток.
– Как зовут этого человека, товарищ Хитров? – был его первый вопрос.
– Он называет себя Ослабом, – устало проговорил майор и потер глаза.
– Редкое и странное имя… Какой он национальности? По звучанию напоминает скандинавское…
– Нет, он русский… Правильно звучит – Ослаб, ослабленный человек.
– Вам не чинили препятствий работники НКВД?
– Не особенно… Вышла заминка, на кого записать старика. Он числился за СМЕРШем… Бумажная волокита… Обошлось, переписали. – Майор откровенно и длинно зевнул, пристроил голову на мягкой спинке кресла.
А Верховный
– На кого же переписали, товарищ Хитров? – тихо спросил он.
– Теперь Ослаб числится за штабом триста двенадцатой стрелковой дивизии, – сонно отозвался майор. – Вернее, уже не числится. Я его тут же отпустил… И выписал справку…
– Отпустили?..
– Да, объяснил ему, что свободен, претензий нет… Выдал комплект офицерской формы, бывшей в употреблении, шинель, сапоги… Очень холодно, пошел снег… И отпустил.
– Вы считаете, сделали правильно?
– Да, товарищ Сталин. – Майор, кажется, засыпал. – Он никуда не ушел, сказал, быть ему следует не близко от князя и не далеко…
– Как это понимать, товарищ Хитров?
Майор приоткрыл глаза, встряхнул головой.
– Отвез его за окраину Москвы по Можайскому шоссе и поселил в деревне Белая Вежа, у одинокой старушки.
– Правильно поступили… Кто выбирал место поселения?
– Он сам…
– Вам удалось выяснить, где он живет… постоянно?
– Где-то на территории, оккупированной немцами…
Верховный подошел к карте, отыскал Белую Вежу, прикинул расстояние до линии фронта и до Кремля – примерно одинаковое…
– Какое впечатление у вас сложилось об этом… человеке, товарищ Хитров? Не вызывает ли он подозрений… в религиозном фанатизме?
– Я фанатиков не видел, товарищ Сталин… Мне показалось, он вполне нормальный старик… – Майор из последних сил боролся со сном. – Если не считать, что он связан… С катастрофами самолетов и танков. И этого не скрывал. Он точно определил, что я послан князем… То есть вами, товарищ Сталин, как связист или посол… Он назвал меня опричником.
– Вас смущает это слово, товарищ Хитров?
– Смущает…
– И это хорошо. А вам не удалось выяснить, что представляет собой… Сергиево воинство? Что это? Группа… диверсантов, партизан, специально обученных воинов? Что?
Майор только развел руками.
– Это не поддается ни выяснению, ни анализу, товарищ Сталин. Должно быть, мы с нашим сознанием не готовы воспринимать явления подобного рода…
– И это тоже правильно, – перебил его Верховный. – Россия – страна загадочная, не поддающаяся стандартной мысли и логике… И не нужно понимать. А намерено ли Сергиево воинство согласовывать свои действия с командованием Красной Армии?
– Я спросил об этом старца… Он сказал, что его воины действуют самостоятельно и наносят удары по своему усмотрению.
– Он сам непосредственно управляет… действиями своего отряда?
– Нет, в Засадном Полку есть полководец, и имя ему – Пересвет. А Ослаб… В общем, как я понял, в боевых условиях он устанавливает связь с князьями и… заботится, чтобы они не дрогнули, не усомнились в правом деле, не предали.
– Вы сумели договориться о нашей встрече? – задал Верховный самый важный вопрос, чувствуя, что майор сейчас сломается.
– Нет, товарищ Сталин… В последний раз он был на военном совете в Филях… Но Кутузов не поверил и сдал Москву французам. А мог бы не сдавать… Да, товарищ Сталин! Чуть не забыл. – Майор на миг встрепенулся. – Нынче будет очень холодная зима. Небывалый мороз в Подмосковье! Стужа лютая, как в шестьсот двенадцатом… И как в восемьсот двенадцатом… Потому они в тулупах ходят… Но Москву не надо ни сдавать, ни жечь. Нашим бойцам не тулупы – хотя бы полушубки…
Уснул он мгновенно и сразу же стал зябнуть. Верховный принес свою шинель, укрыл майора и заходил по кабинету, стараясь ступать мягко и неслышно.
Вызванный к определенному часу и уставший от ожидания Всесоюзный староста осторожно приоткрыл дверь – хозяин поманил его рукой, приложил палец к губам. Седобородый старичок вошел на цыпочках, спросил глазами:
– Кто это спит?
– Это спит наша победа, – шепотом сказал Верховный.
Старый слуга понял это в правильном, символическом, смысле.
– Ожидается суровая зима, товарищ Калинин, – сказал Сталин. – Рекомендую Верховному Совету издать Указ… об обязательной и строжайшей сдаче государству всего овчинно-мехового сырья. Наказание за неисполнение… определите сами. Пусть по три шкуры с одной овцы дерут…
Спящий в кресле вздрогнул – Верховный оборвал себя на полуслове и указал Калинину на дверь.
Через двадцать минут майор проснулся.
9
Вновь оказавшись в «шайбе» и опять в полном одиночестве, звереныш слез со шкуры и подался обследовать жилище. Его возбуждали не только острые, пищевые запахи порченого мяса и крови; он сразу же почуял то, что не чуял человек, – тончайшая энергия, выделяемая остывающим мясом, остывающие жизни зверей не улетучивались в атмосферу в виде тепла, а, перевоплощенные в иное состояние, впитывались в стены, оставались там навсегда и будоражили сильнее, чем просто вонь тухлятины. Именно по этому признаку его взрослые сородичи точно определяли место прошлой чужой охоты: последний крик зайца, рев лося, их гаснущая жизнь и тепло стынущей туши – ничто не пропадало бесследно, и живая материя в виде земли, трав, леса впитывала энергию мертвой.
Потом на этом месте гуще и крепче росла трава, шире и прочнее были годовые кольца деревьев, а земля, впитавшая самую таинственную часть живой плоти – кровь, в этом месте еще долго светилась зеленовато-сиреневым, напоминающим огонек свечи сполохом.
«Шайба» оказалась в буквальном смысле насыщена духом чужой добычи и будила в волчонке дремавшие пока инстинкты. Он завыл не от голода – от внутренней потребности подать сигнал и известить сородичей о месте удачной охоты, и если бы они слышали, то непременно явились на зов. На сей раз его голос не достиг ни человеческих, ни собачьих ушей, поскольку на реке намного громче взвыли моторы и заглушили его. Тогда он замолк, подобрался к мешкам с фуражом и вдруг услышал тихий шорох. Ступая мягко, волчонок подкрался к источнику звука и увидел крысу, спускающую зерно. Инстинкт охоты заставил скрадывать добычу, чтобы потом взять ее в одном прыжке, но крыса обнаружила это и не испугалась – напротив, заверещала, показывая пару длинных резцов, и сделала скачок в его сторону. И тот от неожиданности отступил, опешил и, склонив голову, стал смотреть на зверька, который как ни в чем не бывало вновь зашуршал зерном. Через минуту волчонок освоился, заскочил на мешки и угрожающе зарычал, что на крысу подействовало панически; она с визгом бросилась к яме и мгновенно включила другой инстинкт – бегство. В три прыжка он почти настиг ее, но схватить не успел – крыса юркнула между камнями и исчезла.