Волчья Лапа
Шрифт:
— Анютины глазки вы оценили по шесть сентов за штуку, — сказала госпожа Кеза. — Не слишком ли это дорого? Я слыхала, что их продают по четыре сента.
— Это сейчас, госпожа, только сейчас! А мои анютины глазки выращены к празднику поминовения, который уже близок. И тогда господин Маази продает их по шесть, а то и, даст бог, по семь сентов штука. У меня все точно учтено, до единого сента, госпожа.
— А как вы определили, что мальчики съели именно по десять фунтиков клубники?
— У меня все подсчитано: сколько съедает воришка-воробей, сколько воришка-мальчишка… Господин Маази даже знает, сколько стоит его час,
Господин Маази взял счет из рук госпожи Кеза и вписал в раздел общего итога сумму без учета своего драгоценного времени. — Мои убытки больше, но я удовольствуюсь и этим: семнадцать крон и пятьдесят один сент, госпожа.
Красные муравьи переглянулись. Кто больше, кто меньше — все они знали цену деньгам. На семнадцать с половиной крон троим мальчикам можно было бы купить новые ботинки и еще осталось бы на сладости.
— Этот господин Маази — последний грабитель! — шепнул Раймонд.
— Тсс! — зашипели на него остальные.
Наверху госпоже Кеза удалось снизить счет до пятнадцати крон. Но тут ей пришлось со смущением признаться, что и такой суммы у нее нет.
Для Красных муравьев это не было новостью. Уже год господин Кеза вместе с отцом Раймонда разъезжал в поисках работы. И не слишком часто почта доставляла от них домой письма, в которые бывала иной раз вложена бумажка в пять, иной раз в десять крон.
— Нет, господин Маази не хочет ждать! — раздался сверху визгливый старческий голос. — Господин Маази сам никому не должен и не желает, чтобы кто-нибудь был должен ему!
Внизу не было слышно, как наверху вздохнула госпожа Кеза. Но господин Маази нашел выход: пусть госпожа придет и поработает у него в саду, он платит по пятнадцать сентов в час.
Они долго торговались и спорили, пока не договорились о восемнадцати сентах в час. И господин Маази тут же высчитал на бумаге, что госпоже Кеза надо будет отработать восемьдесят три с половиной часа.
— Госпожа должна прийти уже сегодня, — закончил господин Маази свой визит. — Каждый вечер четыре часа, с семи до одиннадцати, по воскресеньям можно и больше. А маленьким прохвостам госпожа даст розог, много розог. Тогда они поймут и больше не полезут в сад господина Маази воровать.
— Теперь там начнется балет с хором и оркестром! — предсказал Луи. Но наверху все осталось по-мышиному тихо. Пока не послышалось сверху всхлипывание, а заплаканный детский голос сказал:
— Не плачь, мама, не плачь! Они нам велели, мы же не знали, что нельзя!
— Пошли отсюда! — резко сказал Красномураш. Безмолвно побрели Красные муравьи по улице, впереди со знаменем шел Волчья Лапа. По сути дела, все увиденное и услышанное вроде бы и не касалось их. Разве и без того мало было забот на белом свете. Да и дома их хватало. Если господин Кеза время от времени присылает по пять или десять крон, то у Волчьей Лапы отец уже четыре месяца совсем без работы. А мать Рогатки стирает для городских белье, она гораздо старше госпожи Кеза, и с руками у нее совсем худо. Но кто об этом спрашивает?
«Чтобы выслушать хотя бы половину забот каждого, надо иметь на голове десять пар ушей», — говорит лавочник, господин Аренс. И это верно сказано. Однако же все пять мальчиков смутно сознавали, что
— Пятнадцать крон должен был вовсе заплатить констебль!
— Как же, жди! — усмехнулся Красномураш.
— Госпожа Кеза должна была бы сходить к констеблю и рассказать ему, — поддержал Волчья Лапа. — Потому что такая проделка — как раз в духе констеблевых сынков.
— Должна была бы… — презрительно заметил Луи. — Это вроде того, что если бы у поросенка были когти…
Вернувшись в крепость, Красные муравьи еще долго спорили по поводу этого дела. Конец спорам положил Красномураш:
— Ребята, Красные муравьи, — сказал он, — мы примем обоих сыновей Кеза в нашу ватагу.
— Я против, — сказал Луи. — Сопляки нам ни к чему.
— Мы примем их в свою ватагу, — подтвердил атаман. И он объяснил свой план. Замысел у него был толковый и, взяв с собой свой флаг, Красные муравьи снова пустились в путь.
После долгих и сложных поисков они нашли сыновей констебля довольно близко от улицы Лаане. Те как раз мастерили воздушного змея возле сарая Рихарда Мюльса.
Рихард Мюльс и сын констебля Мейнхард были старыми друзьями. Уже с первого школьного дня они сидели за одной партой и в один и тот же день повязали шею желтым галстуком организации «Молодых орлят». Они и числились в одном звене, где Мейнхард был звеньевым. Но, кроме того, Рихард был ассистентом знаменосца дружины. Оба мальчика пользовались в школе влиянием. Они ни на миг не забывали об этом, но и не слишком задирали нос, и при всяком удобном случае участвовали в проделках мальчишек своей улицы. Они бывали заодно и с ребятами с улицы Лаане, особенно Рихард, который жил тут же неподалеку.
Стоя здесь, лицом к лицу с сыновьями констебля и Рихардом, Красные муравьи начали терять свой кураж. И кто знает, как бы все обернулось, если бы Мейнхард не сощурился, глядя на флаг Красных муравьев, сплюнул и сказал:
— Как раз вчера приходили жаловаться констеблю что кто-то спер у тряпичника заплату со штанов.
Такое приветствие снова настроило Красных муравьев на нужный лад.
— Мейнхард, пойди-ка на минутку, — сказал Красномураш. — У нас к тебе товарищеский разговор.
— Гусь свинье не товарищ, — съехидничал Мейнхард в ответ.
Красномураш оторопел. Но тут же взял себя в руки.
— У нас теперь ватага. И мальчишки Кеза тоже с нами.
Эта новость произвела на всех троих впечатление. Они оставили свое занятие и принялись осматривать Красных муравьев с ног до головы, словно никогда раньше их не видели.
— Мы не допустим, чтобы обижали наших ребят, и будем всегда защищать каждого их своих, — объявил Красномураш. — Поэтому мы пришли потребовать от тебя разъяснений. Нам известно, что ты с братом затащил малышей Кеза в сад господина Маази и велел им там нарвать анютиных глазок и наесться клубники. А господин Маази наскочил на них и захватил обоих.