Волчья река
Шрифт:
Одно можно сказать о моей маме: она пытается. Она знает, что я пробую справиться с нашим дерьмовым прошлым на свой лад. Я не знаю, каким способом это делает она, – по крайней мере, не всегда знаю. А эти легинсы мне нравятся.
Я поднимаю брови. Мама вздыхает и качает головой.
– Ладно, – говорит она, – пойдем.
Когда мы уходим, Коннор стоит в кухне, с ножом и разделочной доской и всеми ингредиентами, которые ему нужно приготовить. Мама напоминает ему, что не следует отвечать на стук в дверь. Он отмахивается. Эту рутину мы все знаем.
– До встречи, коротышка, – говорю я.
– Эй, чучело, у меня есть нож!
По дороге к двери я показываю
Во время пробежки вокруг озера я задаю темп, однако пытаюсь сдерживаться. Я упорно работала над этим. Когда-то мама была быстрее меня, а я была не в форме, но теперь всё иначе. Ноги у меня длиннее, и, когда я набираю скорость, ей приходится потрудиться, чтобы не отстать. Но я милосердна. Я не стану совсем уж унижать ее.
Нам требуется примерно полчаса, чтобы пробежать полный круг, и это идеально. Мы выбрали правильное время дня. Солнце уже скрылось за деревьями и светит сквозь них длинными красивыми лучами, которые падают на воду и отражаются от нее. Когда мы пробегаем старую хижину Сэма, мама замедляет темп, и я тоже придерживаю себя, чтобы не убегать вперед.
– Что-то не так?
Сэм больше не живет в этой хижине. Ее отремонтировали, и теперь тут постоянно сменяются постояльцы – туристы, приезжающие на день-другой. Я от природы подозрительно отношусь к людям, которые не остаются на одном месте, когда могут это сделать. Я вспоминаю все те ночи, когда плакала в подушку, потому что нам снова приходилось переезжать, чтобы найти безопасное место – хотя бы на время.
Теперь я уже не плачу. По крайней мере, не об этом.
– Ты думаешь о чем-то? – спрашиваю я, и мама качает головой, прибавляя скорость и делая более широкие шаги. Я легко успеваю за ней. Мы огибаем следующий поворот, над нами смыкается тень, приходится обойти стороной очередного туриста. Он спускает на воду старую лодку, в которой лежит сумка-холодильник, и я сомневаюсь, что она предназначена для рыбы.
Мама, очевидно, не хочет разговаривать. Мы просто бежим, уравнивая скорость. Я уже чувствую второе дыхание, мое тело работает так, словно создано для бега, мой мозг наслаждается притоком «гормонов счастья». За полчаса обежать озеро нелегко, но мы не сбавляем шага… пока я не замечаю Иезекила Клермонта, сидящего на самодельной прибрежной веранде, которую он сколотил из деревянных поддонов. Это тощий старик с морщинистой кожей, которая немного темнее, чем у его дочери, Кеции. Седые волосы коротко пострижены. Иезекил сидит в раскладном кресле, подставив под ноги скамеечку, – он приходит сюда каждый день, если позволяет погода и если не ноет его искалеченное бедро. По сути, наверное, незаконно строить возле озера такую вот веранду, но, насколько мне известно, никто не тревожит Изи на этот счет. Может быть, потому, что несколько месяцев назад он спас девушку, позвонив в 911, когда ее каноэ перевернулось на неспокойной воде, а она решила – по-дурацки – снять свой спасжилет и доплыть до берега. Если б местный водный патруль не подоспел к ней, потом пришлось бы искать ее тело в озере.
– Здравствуйте, мистер Кей, – говорю я, и мы переходим с бега на шаг. – Как дела?
Мне нравится Изи. И его дочь Кеция тоже. Его нельзя назвать чересчур веселым, но он умный и легкий в общении, и с ним всегда можно поговорить, когда мне это нужно. Иногда я прихожу сюда и рассказываю о своем отце. А Изи по большей части просто слушает и кивает.
– Говорят, что твоя мать вчера утром влипла в какие-то неприятности на телевидении, – отзывается
– Конечно, – говорит она. – Просто еще один день в раю, Изи.
– Ты так считаешь? – Он пристально смотрит на нее, потом качает головой. – Та, другая женщина сказала очень многое. И люди могли прислушаться к этому.
– Могли, – соглашается мама. – Такое случалось и раньше.
– Не так, – говорит он. – Эти документальщики – они уже в городе. Остановились в отеле «Бродяга» поблизости от Нортона.
Я делаю резкий вдох. Документальные съемки – это камеры. Это люди, которые задают вопросы. Это люди, которые лезут в нашу жизнь. Я думала, что это всё, может быть, просто… исчезнет после «Шоу Хауи Хэмлина». Я думала, что, может быть, та блондинка, которая так резко обошлась с мамой, перестанет делать то, что делает. Я уже видела ее фотографию раньше. Она – мать одной из жертв отца. И у нее куча денег, которые она может потратить на то, чтобы испортить нам жизнь.
– Они здесь? – Я моргаю от резкого голоса мамы. В нем звучат тревожные ноты. Она сразу же меняет тон, но поздно – я уже расслышала. – Я хочу сказать – я не ожидала, что они приедут так скоро. Если вообще приедут.
– Они тут уже два дня, – говорит Иезекил. – Так сказала моя дочь, а уж она точно знает. Она присматривает за всеми чужаками.
– Забавно, – отвечает мама, – она не упомянула об этом сегодня утром, когда мы разговаривали с ней.
– Ты ездила к Кец? – Я немного удивлена: мама ничего мне не говорила. – Почему?
Она игнорирует мой вопрос и обращается к Изи:
– Вы видели эту съемочную бригаду?
– Они сегодня побывали здесь, – отвечает он и указывает дрожащим узловатым пальцем на ближайший въезд, где находится парковка для посетителей. – Установили камеру и некоторое время снимали озеро.
– С этой стороны? – Мама показывает. Он кивает. – Снимали озеро… и наш дом. – Голос у нее злой, и я не могу винить ее. – Они снимали наш дом!
Я, как и она, испытываю потрясение от того, что в нашу жизнь снова влезли без спроса. Окно моей спальни выходит на озеро. Видели ли они меня? Открывала ли я сегодня окно? Господи, задернула ли я занавески перед тем, как переодеваться на пробежку? Я не могу вспомнить. Я всегда делаю это, так?
Люди снова следят за нами. Полагаю, это не ново, но когда такое происходило прежде, я была ребенком. Ну почти все это время. Теперь я чувствую себя… уязвимой. И мне это совсем не нравится.
– Ну может быть, – говорит Изи. – Не думаю, что вы были дома. Вы с Сэмом уехали до того, как они тут всё установили, а до вашего возвращения они уже свернулись и укатили. – Хмыкает, однако не похоже, чтобы он видел в этом что-то забавное. – Эти дураки пытались расспрашивать меня о вас.
– Что вы им сказали? – спрашиваю я, потому что мама молчит. Изи устремляет на меня взгляд светло-карих глаз и несколько раз моргает.
– Я сказал им, что у меня свои дела есть. Ланни, что еще я, по-твоему, мог сказать им? Если хотят узнать что-то еще, пусть спрашивают у других.
У мамы недовольный вид.
– Изи, и вы мне не позвонили? Я же знаю, что у вас в кармане мобильник.
– Не надо заставлять меня повторять старую шуточку, которая никому не интересна, – говорит он и медленно улыбается. – Я не позвонил, потому что не хотел, чтобы вы с Сэмом примчались сюда и влипли в неприятности. Киношники были здесь, а потом уехали. Может, вам и было бы приятно выбить из них дурь, но вас обоих арестовали бы, а они получили бы лишний эпизод для своего чертова фильма. Оставьте их в покое, вот мой лучший вам совет.