Волчья шкура
Шрифт:
— Слышишь? — сказал один с блаженной улыбкой.
Второй кивнул, схватил свой стакан и выпил.
Суп был уже выхлебан. Господин Лейтнер положил орудие жратвы на тарелку и сказал:
— Сегодня ночь лунного затмения. Но надо надеяться, что потом станет достаточно светло, чтобы хоть что-то увидеть.
Малетта, раскрошив кусочек хлеба, катал из крошек маленькие колбаски. Сейчас он поднял глаза и спросил:
— Полное затмение? — И тут же оцепенел.
Входная дверь напротив него вдруг широко распахнулась,
Он притворился, что не видит Малетту. Что Малетта не более как пустое место. Величественно, большими шагами он проследовал к стойке — дверь за ним с шумом захлопнулась, — открыл водопроводный кран, взял кружку, ополоснул, наполнил ее, посмотрел на свет и, видимо, решив, что она чистая, одним глотком ее осушил.
Затем поставил кружку на место, тыльной стороной ладони отер губы, не спеша повернулся на каблуках и через другую дверь вышел в подворотню.
Малетта неподвижно сидел на своем стуле, втянув голову в плечи, и, покуда шаги скототорговца гулко отдавались в подворотне, не сводил глаз с зажатой в пальцах колбаски из хлебного мякиша.
А учитель (который задолжал ему ответ, так как напряженно наблюдал за происходящим):
— Да-да! Полное затмение! Начнется в двадцать один час сорок минут.
И тут явилась свинья! Принесли свиное жаркое.
— Пожалуй, жирновато!
— Вообще мяса нет! — сказал Малетта.
Они снова склонились над тарелками; с улицы сквозь стены проникал мрачный зов.
И опять один из возчиков сказал:
— Слышишь? Вот это задувает!
Коммивояжер скорчил такую мину, словно промерз до костей. Он быстро и нервно обернулся к окну. Затем поднялся и взял с соседнего столика газету.
Малетта с отвращением жевал жаркое. От теплого жира у него сразу же заныло в животе. Кишки у него сжимались, казалось, он ест последний обед приговоренного к смерти. Он весь скрючился и поджал ноги к животу; вода, что была у него в башмаках, вода, что при каждом движении омывала ему пальцы, чавкала, как будто он под столом ел ногами.
Наконец он одолел жаркое. Отвращение поднялось выше и защекотало его под языком. В голове притаилась мучительная боль, готовая с затылка вот-вот перепрыгнуть в глазницы.
Учитель промокнул губы бумажной салфеткой.
— Да, верно. Что-то я хотел вас спросить… — начал он.
Но в этот момент дверь из подворотни открылась, и в образовавшуюся щель просунулась голова Герты Биндер.
Герта взглянула на Малетту. Взглянула широко открытыми глазами. И — ей-богу! — она даже улыбалась. Уголки ее рта были чуть-чуть приподняты.
А учитель (сразу же):
— Честь имею, фрейлейн Герта! Как поживаете?
А она (с кокетливыми ямочками на щеках):
— Спасибо, хорошо. — Она сделала Малетте какой-то знак глазами
— Счет! — крикнул Малетта. Он почувствовал, что у него задрожали колени. Швырнув деньги на стол, он встал и взялся за свое пальто.
— Что я хотел вас спросить, — сказал учитель, — вы уже дочитали книгу?
— Какую книгу?
— Которую вы у меня взяли.
— Ах, эту! Даже еще не начинал.
Явилась кельнерша, взяла деньги и стала искать мелочь. Малетта в нетерпении протянул руку.
— Надеюсь, — сказал учитель, — вы скоро ее прочтете.
И вдруг деревня словно бы развалилась на части. Коммивояжера подбросило в воздух. Вслед за ним обоих возчиков. Все бывшие в это время в зале повскакали с мест и разинули рты.
Мимо прогрохотал тяжелый грузовик и окатил дом грязью. Темным потоком, застившим дневной свет, потекло по окнам бурое снежное месиво.
— Господи помилуй, — пробормотал один из возчиков, садясь на место, другой разразился громовым хохотом.
— Вот это да! — сказал учитель.
Но Малетта уже открыл дверь и вышел вон.
Подворотня! Сквозняк выдул пыль из углов и теперь маленькими вихрями кружил ее над мостовой. Сырые грязно-белые стены гудели. Казалось, великий пахарь ревет, сложив руки рупором.
Малетта сунул сдачу в карман. С трудом застегнул пальто, полы которого неистово полоскались на ветру. Дверь в мясную лавку была широко распахнута, и в отдалении, в белой кафельной глубине, он увидел Герту. С куском сырой говядины в правой руке она вышла из-за прилавка. Кровавое, неопределимое нечто, которое она держала кончиками пальцев, обвисало грузно и дрябло. Герта прошла вдоль стены, подняла руку и повесила мясо на крюк. Потом обтерла передником пальцы, бросив при этом быстрый взгляд на дверь, и, притворяясь, что ничего не заметила, вернулась обратно за прилавок.
Малетта, неслышно ступая, вошел в лавку (за его спиною ревел пахарь). Герта не удостоила его взглядом, она упорно смотрела вниз, на мраморную плиту. И вдруг подняла глаза.
— Двести грамм брауншвейгской? — спросила она настороженно.
— У меня в кармане пленка, — сказал Малетта.
Она вскинула брови.
— Какая еще пленка?
— Пленка, на которой вы сняты.
Она посмотрела на него точно из дальней дали.
— Хорошо, — сказала она, — в таком случае давайто ее сюда.
А Малетта:
— Минуточку! Вы ведь мне кое-что обещали.
А она:
— Ах, вот что! Разве я вам что-нибудь обещала?
Малетта почувствовал, как головная боль перепрыгнула с затылка на макушку. Он спросил:
— Вы уже позабыли наш разговор? Или его вообще не было?
Герта вышла из-за своего укрытия и крадущимися шагами приблизилась к нему, на ходу медленно снимая передник.
— Прошу, — сказала она. — Я готова. Но сперва дайте мне пленку.