Волгарь
Шрифт:
Только не судьба была Ефиму познать домашнее счастье. Когда постучал он в ворота материнской избы, то вышел к нему на стук совсем чужой человек и спросил неприветливо, чего ему надо. А на вопрос о том, где прежняя хозяйка, Евдокия, вдова Харитона Парфенова, лишь пожал плечами, да и пошел обратно в избу, зябко кутаясь в накинутый кожушок.
Обошел Ефим всех бывших соседей с расспросами о матери и о сестре и узнал, что уж два года почитай минуло, как снесли на погост Евдокию. А про Дарью и знать-то никто ничего толком не знал: то ли померла тоже, а то ли уехала куда...
Горько было слышать это Ефиму, прахом пошли все его дорожные мечтания и надежды. Сходил он на родительские могилки, посидел там, погоревал, приложившись к фляжке, да и пошел на постоялый двор ночлега себе имать. На постоялом же дворе напился казак допьяна, справляя тризну и по матушке усопшей, и по своим задумкам на жизнь будущую. Не было у него теперь ни дома, ни денег, чтоб купить себе какую ни на есть завалящую избенку. Того, что еще бренчало в Ефимовой в конец отощавшей мошне, едва-едва хватало, чтоб протянуть до весны. Потому на следующий день, проспавшись, отправился казак искать себе службу...
ГЛАВА 17
...Дарья же добиралась далее до Москвы без всякого страху, словно вместе с оставленной в лесу Ануш остались, иссякли все опасности, что должны были выпасть на долю сотниковой вдовы в этой дальней дороге. Въезжало семейство Васильевых в великую столицу в сопровождении стрелецкого отряда, и потрясение изрядное от величины и красоты города было написано на лицах вдовы и ее сыновей. Особливо поразил их Белый город, который полнился златоглавыми церквями и белокаменными боярскими палатами. Дивились царицынские жители на прекрасные дворцы и соборы, что выросли под руками великих зодчих.
Стрелецкий голова показал Дарье дорогу к слободке, где могла она найти полковника, в чьем ведомстве пребывали дела царицынских стрельцов. Полковник Иван Данилыч милостиво принял вдовьи грамотки и обещал оказать всякое содействие, дабы скорейше могла получить Дарья достойное содержание. Всяко уверил Иван Данилыч женщину, что отказа ей получить не должно, а пока определил ее вместе с детьми на постой в слободке к справной женщине, что жила скромно и пользовалась соседским уважением.
Авдотья Тихоновна разменяла уже шестой десяток, и не случилось в ее жизни ни мужа, ни деток, так как уродилась она хроменькой, вот и не взял никто. Схоронив родителей, жила она вековухой, служила стряпухой при казарме, да пускала на постой семейных стрельцов, пока не обзаводились они собственным хозяйством. Тем и кормилась.
Благообразная хозяйка сразу приглянулась Дарье, а сама Авдотья Тихоновна так умилилась смышленым Дарьиным деткам, что сразу велела им себя величать бабой Дуней. Николке же и Юрашику нравилось все: и огромный город, и стрелецкая слободка, и домик, где им предстояло жить, и хозяйка баба Дуня. У доброй женщины почитай уж полгода не было постояльцев, и замаялась она сидеть одна-одинешенька в четырех стенах.
Пару дней обустраивались Васильевы на новом месте, обживали выделенную бабой Дуней горенку. А на третий день попросила Дарья любезную хозяйку помочь с продажей лошади. Животинка эта была теперь вдове без надобности, а деньги, за нее вырученные, очень бы даже пригодились. Ведь хотя и обещался помочь Иван Данилыч, а один Бог знает, сколько времени понадобится, пока на вдовью челобитную ответ выйдет. Деткам же каждый день есть потребно, да и за жилье платить надобно.
Удачно продали с Божьей помощью бабы и кобылку, и возок, выручив прилично денег. На радостях накупила Дарья сыновьям сластей, что продавали разносчики. Чего только не было на лотках! В Царицыне тоже, конечно, много чего на ярмарке можно было увидеть, да и покойный Никифор баловал свою любимую жену, но такого изобилия иноземных товаров допреж Дарья не видывала. Не устояла женщина перед соблазном, купила себе бусы из заморского коралла, что словно спелая земляника сверкали под зимним солнышком. А хозяйке своей любезной поклонилась цветным платком с кистями, благодаря за доброту да ласку.
Лестно было бабе Дуне такое внимание, давно уж ее никто подарками не баловал, ажно прослезилась старушка от радости и про себя решила, что если и не выхлопочет Дарья пенсии, то все едино вдову прогонять не станет: пущай живет баба, да детки ейные дом жизнью полнят. А Дашу она задумала вместе с собой пристроить к стрелецкой кухне, а там, глядишь, через знакомого дьячка можно будет и парнишков в науку отдать.
Ладно устроилось житье Васильевых в Москве. Пока баба Дуня справляла в казарменной поварне свою работу, Даша в избе хлопотала, а Николка с Юрашиком передружились со слободскими ребятишками, бегали на санях кататься, на Москву-реку ходили, тешились всяко. Даже как-то раз утекли огольцы, матери не спросясь, на царев выезд смотреть. Извелась Дарья своих охламонов дожидаючись, и лишь заступничество бабы Дуни спасло пацанят от материнской расправы. Порки-то избежали они, да вот только пришлось три дня дома сидеть безвылазно.
Когда подходила к концу вторая седмица, пришел ввечеру Иван Данилыч и принес Дарье радостную весть. Сообщил полковник, что прошение ее принято с благосклонностью в Стрелецком приказе, и уже подписана к исполнению грамотка о назначении пенсионного содержания вдове стрелецкого сотника Никифора Игнатова Васильева, что погиб геройски от рук бунтовщиков. И что со следующего месяца будет она получать казенное содержание для кормления себя и малых своих сыновей.
Дарья от радости не знала, куда усадить дорогого гостя. Упросила полковника не погнушаться и откушать с ними, чем Бог послал. А у запасливой бабы Дуни и чарка доброй романеи нашлась, каковую и поднесла вдова Ивану Данилычу с поклоном.
Полковник остался трапезничать, не чинясь, и чарку принял с довольностию. Ел да нахваливал умелую стряпуху. Когда ж проводили женщины почтенного гостя, а Николку с Юрашиком почивать отправили, то разговорились меж собой по душам, засидевшись за рукодельем заполночь.
Поведала Дарья хозяйке про свое житье прошлое, а та даже чуток всплакнула от жалости. Хоть сама она и прожила всю жизнь одна, а все ж понимала, что ой как не сладко пришлось Дашеньке, когда не стало Никифора. Да теперь пусть и устроилось все неплохо, но что хорошего молодой справной бабе одной век коротать?
С этого дня ладно потекла жизнь Васильевых. Баба Дуня и впрямь пристроила Дашу на поварню себе в помощницы, а Николка с Юрашиком обучаться начали у дьячка Онуфрия с прочими стрелецкими детьми.
Поначалу ребятишки, которые постарше, пытались всяко приставать к братьям. Но Николка, с самых малых лет отцом обученный, поочередно каждому укорот сделал, и братьев оставили в покое. А потом и зауважали, потому что старший из них, Николка, дюже сметлив оказался и науки постигал быстро. А младший, Юрашик, такие хитрые проказы учинять мастер был, что потеха всем случалась изрядная, а виновных никто сыскать не мог.