Волк для Шарлотты
Шрифт:
– Ты и так все время делаешь, что хочешь. Ты соблазнил меня…
– И ты с удовольствием соблазнилась, - заметил волк.
В голове мгновенно вспыхнули недавние образы, стоны и прикосновения, от которых по телу прокатились волны дрожи. Но я тряхнула головой и проговорила все так же рассерженно:
– Не важно. Все равно это не имеет значения. Ты делаешь со мной все, что заблагорассудится. Но позволь хотя бы переодеться без посторонних глаз. И если считаешь, что твои глаза не посторонние,
Волк смотрел на меня неотрывно, буквально сверля взглядом. Но я не сдавалась и отвечала ему взглядом таким же прямым и бесстрашным, хотя сердце колотилось, как у загнанного кролика.
– Шарлотта, ты такая аппетитная, когда злишься, - проговорил он. – Но так и быть. Если тебе настолько сильно хочется переодеваться в одиночестве, я оставлю тебя. Только прошу, не выпрыгни в окно или что там еще зреет в твоей прекрасной головке.
Я вспыхнула, чувствуя, как праведный гнев потек по венам.
– Неужели, Верген, ты считаешь меня такой глупой и безрассудной? – спросила я резко.
– Ну, - протянул волк хриплым звериным голосом, - в лес ведь ты убежала в одиночку. И в колодец провалилась.
– Это не моя вина, а твоя, - сообщила я. – Не стоило меня испытывать, бросать одну и подвергать опасности моих близких. А открытые колодцы по всему замку – вообще верх безрассудности. К тому же…
– Всё-всё, - оборвал меня волк – Ты права, я не прав. Переодевайся. Я подожду снаружи.
С этими словами он развернулся и вышел, цокая когтями по мрамору.
Глава 18.2
Я стояла и с изумлением таращилась на проход, в котором скрылась звериная туша. Не верилось, что с такой легкостью удалось уговорить волка дать мне переодеться. Особенно учитывая, что прежде он не упускал ни одного шанса поглазеть на меня, прикоснуться, сотворить свои распутные, но до безумия приятные действия.
Невольно я вспомнила, как его горячие пальцы проникали в самые потаенные глубины моего средоточия, и между ног потеплело, а внизу живота появилось напряжение.
Теперь же волку достаточно было моего слова, чтобы отказаться от всего, чего прежде добивался с таким усердием.
В груди защемило от тоски. Стало так обидно, что на глазах навернулись слезы, захотелось и впрямь выпрыгнуть в окно, лишь бы избавиться от этого всеобъемлющего чувства ненужности.
И все же я смахнула со щеки слезинку и подошла к ширме.
Развернув сверток, который любезно предоставили гномы, я улыбнулась. Это оказалось очень благочестивое платье под горло, с длинными рукавами и коричневой юбкой в пол. Верхняя часть сделала отрезом из черной ткани и стягивается под грудью жилеткой цвета обожжённой глины на шнуровке.
Быстро стянув в себя дорогое, но развратное платье, подаренное Вергеном, я сунула руки
Придирчиво осмотрев себя в зеркале, я улыбнулась, видя в нем благочестивую деву. Потом накинула на плечи красный плащ, подаренный мамой. Моих плотных чулок не обнаружилось, поскольку Верген, видимо их тоже выбросил. Пришлось натягивать белые и кружевные, и лишь затем обуть дорожные ботинки.
В таком добропорядочном виде, не считая чулок, я вышла в коридор.
Волк сидел у самых дверей и терпеливо ждал. Когда я появилась, он окинул меня строгим взглядом, и хоть у волков на лице трудно различить эмоции, я была уверенна, волк кривится.
– Не смотри на меня так, - сказала я с вызовом.
– Я вообще на тебя не смотрю, - бросил волк и, поднявшись, зашагал по коридору.
В груди ухнуло, словно изнутри ударили кувалдой. В голове гулким эхом разлетелось «я вообще на тебя не смотрю», рассыпаясь на сотни острых игл, которые впиваются в душу.
С трудом проглотив комок, я последовала за ним. Если прежде я не решалась говорить из-за робости и воспитания, то теперь попросту боялась услышать в ответ что-нибудь ещё более болезненное. Волк словно мучил меня каким-то новым, особо жестоким способом, а я не знала, как с этим бороться.
Хуже всего было то, что в действительности, мне больше не хотелось покидать этого сурового, но почему-то спокойного места, где впервые ощутила себя нужной. Человеком, с которым разговаривают и дают говорить в ответ, человеком, которого даже стали учить читать. Но теперь я явственно ощущала стену, за которую никому не пробраться без разрешения её владельца. От этого становилось больно.
Всё так же молча следуя за волком, я вышла во двор. На неработающий фонтан села ворона и с интересом разглядывает нас, словно ждет, не подкинем ли чего-нибудь вкусного.
Я извиняюще развела руками, мол, ничего нет, а волк приказал хрипло:
– Садись.
Затем немного присел, давая мне возможность вскарабкаться на широкую мохнатую спину. Едва уселась, со стороны входа послышался топот и зычный крик.
– Погодите! Годите, говорю! – кричал гном.
Мы с волком оглянулись.
Хальвард во всю прыть семенит, прыгая по ступенькам. В руках моя корзинка, которая при каждом прыжке норовит вылететь из рук.
– Годите! – снова прокричал гном.
Волк покосился на него и проговорил на зверином языке:
– Что этому коротышке надо?
– Явно сделать что-то хорошее, - отозвалась я.
– Ты это по корзинке поняла? – поинтересовался зверь.