Волк и голубка
Шрифт:
Рыцари поймали лошадей, нагрузили их трупами и повели небольшой караван к деревне. Солнце уже садилось: последние розово-фиолетовые отблески играли на горизонте. В сгущавшихся сумерках они похоронили мертвых, отметив могилы крестами. Одиннадцать человек, пойманные в открытом поле, сдались без борьбы.
Вулфгар отдал старухе одну из лошадей — малая плата за потерю дочери, — но та, потрясенная его. великодушием, приняла дар, удивляясь щедрости нового повелителя Даркенуолда.
Воров связали одной веревкой — горло каждого захлестывала петля, руки были скручены
Спешившись у дверей дома, Вулфгар приказал своим людям охранять воров, а сам направился в дом, но на пороге остановился, глядя на спящего Керуика. Рыцарь задумчиво нахмурился, но жажда, обычно одолевавшая его после битвы, напомнила о себе. Он и пересек зал и, налив себе чашу доброго октябрьского эля, устремился к побежденному саксу. Крепкий напиток огнем побежал по жилам. Глядя на несчастного молодого человека, Вулфгар с сожалением улыбнулся.
— Ты слишком высоко ценишь добродетель девушки, мой английский друг, — пробормотал он. — И что ты получил за это, кроме истерзанной спины?
Конечно, Вулфгар знал, что Керуик не поймет его слов, и поэтому молча отвернулся, разминая правую руку, и направился к бочонку с элем. Наполнив до краев чашу, он поднялся по ступенькам и осторожно приоткрыл дверь спальни. Там царил полумрак: горела лишь одна свеча, да отблески пламени из очага играли на полу и стенах. Вулфгар улыбнулся, заметив большую деревянную лохань, полную теплой воды, и котел с кипятком, висевший над огнем. Деревянный поднос с мясом, сыром и хлебом стоял на каменной плите над очагом. Что ж, по крайней мере от этой девчонки Эйслинн хоть какая-то польза, и к тому же ее можно научить повиновению, как всякую рабыню.
Взгляд Вулфгара задержался на тонкой фигурке, свернувшейся в большом кресле, и точеных чертах овального личика спящей девушки. В свете пламени волосы казались расплавленной медью, кожа отливала молочной белизной. Мягкие губы чуть приоткрыты, щеки разрумянились, от тепла. Вулфгар не помнил, сколько простоял, наслаждаясь сказочной картиной. Упругие груди вздымались, натягивая тонкую ткань, и на мгновение рыцарь забыл всех остальных женщин, которых знал когда-то. Наклонившись, он осторожно поднял локон, упавший ей на щеку, и провел им по ее губам, вдыхая чистый свежий запах, но внезапно резко выпрямился. Кажется, он недооценил возбуждающее воздействие аромата этих сверкающих прядей.
Движение оказалось слишком резким — ножны лязгнули о каменный пол. Эйслинн, испуганно вздрогнув, вскочила, но, увидев его, с сонной улыбкой потянулась.
— Господин, — выдохнула она.
Это гибкое тело было столь грациозно, что Вулфгар почувствовал, как застучала в висках кровь. Отойдя на безопасное расстояние, он поднял чашу, залпом осушил едва ли не половину, пытаясь унять дрожь в руках, и стал снимать доспехи. Утром Суэйн пришлет оруженосца, который отчистит грязь и кровь и доведет металл и кожу до блеска.
Оставшись в легкой сорочке и чулках, Вулфгар снова поднял рог с элем и повернулся к Эйслинн. Она уже устроилась
— Отчего ты не спишь, девица? — резко спросил Вулфгар. — Тебе что-то нужно от меня?
— Мой господин приказал приготовить все для купания, и я старалась, чтобы вода и ужин не остыли.
— Ты не тревожилась за свою безопасность в мое отсутствие? Настолько доверяешь норманнам? — удивился он. Эйслинн, заложив руки за спину, покачала головой:
— Я слышала, как ты отослал Рагнора с каким-то поручением, и поскольку остальные знают, что я принадлежу тебе, то и держатся на расстоянии. Должно быть, очень тебя боятся.
Не обращая внимания на насмешку, Вулфгар проворчал:
— Я так голоден, что, кажется, могу съесть целого кабана. Подай ужин, а купание подождет.
Эйслинн безмолвно отправилась за подносом, а Вулфгар жадно провожал ее глазами, не в силах забыть, какой прекрасной казалась она без одежды. Девушка поставила поднос на стол, и Вулфгар опять почувствовал нежное благоухание майской лаванды.
Победа над врагом воодушевила его, крепкий эль согрел, а этот соблазнительный аромат разжег огонь в крови.
Эйслинн повернулась, ощутив его пристальный оценивающий взгляд, и даже при слабом свете Вулфгар увидел, как кровь бросилась ей в лицо. Девушка нерешительно помедлила, но когда он шагнул к ней, отступила. Вулфгар остановился рядом и, глядя в ее фиалковые глаза, протянул руку. И коснулся груди.
— Я не столь нежный, как Рагнор, — хрипло пробормотал он.
— Он вовсе не был нежным, — шепнула она, сжимаясь от его прикосновения, не в силах понять, что лучше — бежать или сопротивляться. Его рука не ласкала, просто лежала у нее на груди, словно Вулфгар устал и любое резкое движение могло лишить его сил. Большой палец задел крошечный сосок.
— Что у тебя там, девушка? — поддразнил Вулфгар. — Очень хочется узнать.
Эйслинн приподняла голову.
— Ты уже играл в эту игру раньше, господин, и считаешь меня дурочкой. Вряд ли я открою тебе что-то неизвестное, ибо ты уже видел меня такой, какой я появилась на свет, и прекрасно знаешь, что скрывается у меня под одеждой.
— Ах, девушка, слова твои холодны, как зимний ветер. Ты нуждаешься в пламени, чтобы согреть кровь.
— Предпочитаю, господин, чтобы твоя поскорее заледенела. Вулфгар запрокинул голову, и в комнате зазвенел веселый смех.
— О, кажется, я найду сегодня наслаждение как в постели, так и вне ее.
— Садись ужинать, а то все остынет, — бросила Эйслинн, отстраняясь. — И куда скорее, чем ты.
— Ты говоришь совсем как жена, а я даже не сделал тебя своей любовницей, — упрекнул Вулфгар.
— Меня с детства обучали обязанностям хозяйки дома, а не игрушки мужчин, — парировала Эйслинн.
— Тогда считай себя моей женой, если тебе нравится это, малышка Эйслинн, — пожал плечами Вулфгар.
— Без благословения священника? — удивилась Эйслинн. Вулфгар, все еще забавляясь, продолжал настаивать: