Волк с планеты Земля
Шрифт:
– Не задерживайся. Гамед не любит ждать! – и снова издевательское «карканье».
«Все правильно. Это железная логика проведения таких операций – свидетелей убирать, вольных или невольных. Будь то мужчины или женщины и дети. Так поступают все спецподразделения. И нет никакой разницы, на Земле это происходит или за миллионы световых лет от нее.
Дело не в расстояниях, дело в людях. А правая там спираль у них или левая – это дела не меняет. Главное, чтобы существо было разумное. Только homo sapiens может уничтожать себе подобных только потому, что те могут свидетельствовать против него. Так учили и его на спецкурсе в институте – во время проведения спецопераций, с целью недопущения преждевременного раскрытия факта нахождения спецназа на вражеской территории, все невольные свидетели подлежат изоляции. При невозможности изоляции их уничтожают», – спокойным твердым шагом Кедров шел по коридору главного управления Службы Государственной безопасности.
Знакомый лифт, быстро поднявший его на крышу здания. Знакомый флайер, легко взмывший в небо, как только за ним захлопнулся наружный люк. Час полета, и в иллюминатор землянин впервые увидел космодром. Огромная ровная площадка, уставленная какими-то строениями и звездолетами, простиралась на десятки километров. Звездолеты, к удивлению Андрея, были сравнительно небольшими, не больше крупного земного пассажирского самолета. Сходство с земными самолетами увеличивали небольшие крылья, торчащие по бокам их корпусов. Правда, некоторые звездолеты напоминали летающие тарелки, точь-в-точь как та, увиденная им на полигоне на Дальнем Востоке.
«Неужели эти крохотульки способны преодолевать миллионы световых лет? Да наша „Энергия“ в десять раз больше», – Кедров буквально прилип к иллюминатору.
Флайер тем временем пошел на снижение. У самой земли на секунду включились двигатели вертикального взлета-посадки, легкий толчок, и флайер застыл в двадцати метрах от звездолета – черного крупного летательного аппарата с несуразными, на земной взгляд, для такого размера трапециевидными крылышками.
Распахнулся люк. Один из охранников махнул Андрею рукой:
– Вылазь.
По обычному, ну прямо аэрофлотовскому трапу Кедров поднялся на борт звездолета. Шаг через люк, узкий тамбур, еще один люк, и землянин оказался в обычном салоне современного пассажирского самолета – три линии кресел, по четыре кресла в ряд. Вот только не было иллюминаторов. Сплошная, отделанная каким-то пластиком поверхность стен.
В салоне уже находились люди. Они сидели с таким расчетом, что впереди, позади и по бокам каждого из них были свободные кресла.
«Посадили как картошку – квадратно-гнездовым способом», – усмехнувшись, Кедров шагнул в салон.
Его усадили в кресло, находящееся примерно в середине салона. Едва он в него сел, как почувствовал, что руки, до этого скованные невидимым полем, свободны. Но десантник ни мгновения не сомневался – любое его действие под контролем и малейшее угрожающее движение тут же будет пресекаться.
«Шаг влево, шаг вправо считается побегом, и конвой стреляет без предупреждения», – вспомнилась слышанная где-то в фильме про зеков фраза.
Легкий толчок прокатился по корпусу звездолета, и Андрей почувствовал, как сила инерции все сильнее и сильнее прижимает его к креслу. Землянин чуть приподнялся, пытаясь сесть поудобней, но тут, очевидно, движки звездолета врубили маршевый режим, и человека бесцеремонно швырнуло назад.
«А прыжок на месте – провокация», – всплыла из глубин памяти шуточная фраза. Кедров улыбнулся про себя, откинулся на спинку кресла и расслабился. От него пока ничего не зависело. Пока он был лишь щепкой, несущейся в стремительном потоке не им просчитанных и осуществляемых событий.
Всемогущий Картан, как же не хотелось полковнику Бирку идти в этот рейс! Рейс, в котором будет происшествий не на одну квалификационную комиссию. Да что там комиссию, не на один трибунал. Сколько раз в эти оставшиеся перед стартом дни полковник порывался куда-то идти, рассказать о, мягко говоря, странном задании бригадного генерала Сарба. Но куда идти? Не в саму же госбезопасность? В полицию? А толку? Полиция никогда не будет вмешиваться в дела Сарба. Если бы еще в этом деле был замешан их человек, а так… Он же сам сейчас относится к структуре госбезопасности. Но допустим, эти ребята вмешаются. Отстранят его от рейса. И как он сможет доказать свои слова? А никак! Единственное материальное, что осталось у него от разговора с генералом это позитронная карта памяти. Ну, и как он докажет, что ему ее передал сам начальник главного управления Государственной безопасности? Отпечатки пальцев? Не смешите. Наверняка кончики пальцев генерала были обработаны чем-то, образующим тончайшую, невидимую пленку. Проработав три года в структуре госбезопасности, Бирк видел штуки и похлеще – например, пленка, оставляющая отпечатки пальцев необходимого человека. А вот Сарбу есть что предъявить полиции. Полковник даже затряс головой, отгоняя трехлетней давности картину – обнаженный мертвый мужчина с выжженным правым глазом.
Сказаться больным? Ну, это не серьезно. Это расписаться в собственной трусости и опять-таки тот же финал – возобновление дела по факту убийства любовника его жены. Придется лететь и молиться, чтобы все прошло так, как и обещал Сарб.
Ветер гнал над космопортом рваные белые облака.
«Как моя судьба, покореженная, несущаяся не по своей воле неизвестно куда», – входной люк транспортного бота с легким шипением закрылся, и через пятнадцать минут полковник уже был на орбите. Предстояла стыковка с его транспортным кораблем. Полковник О’ Тропп Бирк не мог видеть, хотя наверняка мог догадаться, что проходя атмосферу, бот раскаленной струей пламени своего движка испарил облака, на которые он недавно смотрел.
«Нет, ну надо же быть такой тупицей! Принять эти крохотульки в космопорте за звездолеты. Это все равно, что перепутать шлюпку с океанским лайнером», – Андрей Кедров прислушивался к звукам, доносившимся извне.
Час назад смолк гул двигателя, и тяжесть, навалившаяся на землянина, исчезла. Он приподнял руку, расслабил мышцы. Рука без всякого напряжения осталась в том же положении.
«Это, по-моему, называется невесомость. Значит, вышли в Космос, – догадался он. – Теперь надо ждать гиперпространственного перехода, – сердце гулко колотилось внутри. – Интересно, я что-нибудь почувствую? Или нет? Раз я уже за тысячи световых лет отсюда».
Прошла минута, другая, в салоне корабля, вернее, в космической общей камере, стояла гулкая тишина. Сокамерники Андрея сидели, как и он, откинувшись на спинки кресел, и молчали. То ли спали, то ли думали о чем-то своем. Яркий желтоватый свет обильно заливал все пространство.
Напряжение, связанное с полетом, спало. Андрей попытался разглядеть людей, летевших с ним. Справа, через кресло от него, сидел высокий седой мужчина. Глаза его были закрыты. Изможденное лицо было спокойно.
«Чел или крок? А может фрол? Нет, не фрол. Бахруд говорил, что фролы – народ мелкий, как наши подростки. Бахруд… где ты? Хоть бы не в этом рейсе, где долететь должен только один», – Кедров чуть наклонился вперед, пытаясь разглядеть, кто сидел за высоким мужчиной.
Неприязни к челу, с которым в течение недели делил одну камеру, землянин не испытывал.
«Да, он хотел меня убить. Но убить, чтобы я, как он считал, не передал его товарищам дезинформацию, из-за чего кроки могут вновь назад вернуть Эльдурей. А около этой планеты он потерял своих боевых товарищей. На его месте я точно также поступил бы. Так за что на него злиться? Вспомни, как нас учили в институте на занятиях по курсу „Проведение разведывательных рейдов в тылу врага“. При возникновении угрозы для разведгруппы со стороны какого-либо ее члена, которая может привести к уничтожению группы, он подлежит нейтрализации», – по отношению к своим товарищам термин «уничтожение» не применялся. Он заменялся более обтекаемым «нейтрализация».