Волк
Шрифт:
Нет. Он помогал кому — то в коричневом балахоне, кому — то, кто шел с трудом.
Медленно шел.
И когда Люк наконец появился на бетонном полу, он протянул руку тому, кого привел сюда, и вывел этого человека на свет… о, это была хромота, человек хромал…. и все его тело было укрыто, мелкая сетка также закрывала и лицо.
— Она здесь, чтобы помочь тебе, — объяснил Люк.
Рио посмотрела на него, желая освежить в памяти черты его лица, его тело, его энергетику. В мигающем свете он выглядел свирепым, его фигура казалась
Это была женщина, поняла Рио.
— Вы позволите осмотреть вас?
Голос действительно принадлежал женщине, был гладким как шелк, и по неясной причине Рио представила, что за капюшоном она скрывала длинные темные волосы.
— Меня ударили по голове, — пробормотала Рио.
— Так я могу осмотреть вас?
Странный акцент сочетал французский и румынский. Хотя лингвист из нее так себе.
— Конечно.
Она даже не спросила, была ли женщина медсестрой или доктором. Ветеринаром. Всё лучше, чем ничего, и ей небезопасно светиться в больницах. У Моцарта были люди повсюду в Колдвелле…
— Вы монахиня, — выпалила Рио, откладывая пистолет. — Вот кто вы.
Когда женщина опустилась на край лежака, она опиралась на руку Люка… а потом обратились к нему:
— Оставь нас наедине, и передай мне фонарь. Благодарю.
Люк помедлил.
— Оставь нас, — резко повторила женщина. — Ты не ее супруг. Тебе не положено видеть ее. Уходи.
Спустя мгновение Люк посмотрел на Рио.
— Я буду наверху.
— Все нормально, — ответила Рио. Хотя было подозрение, что она лгала.
— И ты должен достать ей еду и питье, — приказала монахиня. — Сейчас. У нее обезвоживание и необходимо питание.
Люк не казался тем, кто легко выполняет чужие приказы. Но он устремился к лестнице так, будто на него накричал школьный учитель.
Когда тяжелые шаги застучали по ступеням, фигура в балахоне и с сеткой на лице повернулась к Рио. Но женщина не произнесла ни слова, пока Люк не закрыл дверь.
— Расскажи мне, женщина, — сказала она тихо. — Что с тобой произошло?
Глаза Рио наполнились слезами. Она хотела заговорить… но внезапно воздух закончился в легких.
— О, милая. Мне так жаль. — Мягкая рука взяла ее собственную. — Переведи дух, мы не торопимся.
— Я в порядке. — Рио сделала глубокий вдох и поморщилась. — Правда.
Ой ли? Она сомневалась. Наверное, совсем нет.
— Что у тебя болит?
Все.
— Больше всего голова. Они ударили меня пистолетом. Дважды.
Собираясь быть послушным пациентом, хотя рядом не было никого с планшетом в руках, кто бы оценил ее прогресс на пути к выздоровлению, Рио попыталась сесть. Розово — белая ткань, накрывавшая ее до подбородка, соскользнула…
Обнажая разрезанную футболку и красную полосу там, где ее резали перочинным ножиком.
Рио опустила взгляд на себя. И потом дрожащими руками свела две половины вместе.
— Ты оправишься, — сказала грустно монахиня. — По крайней мере, в физическом плане. Об этом я позабочусь.
На две секунды Рио буквально вернулась на пол той квартиры, оказалась растянутой и привязанной к колышкам, а серебряное лезвие скользило…
Дрожь охватила ее так быстро, в теле подскочил адреналин.
— Давай, займемся твоей головой, — сказала женщина спустя мгновение. — Начнем с нее.
По крайней мере, Рио показалось, что именно это она и сказала.
Из — за внезапного крика в голове она перестала что — либо слышать.
Глава 18
Люкан стоял в пустой старомодной кухне, пялясь в грязное окно, пытаясь не думать о том, что происходило сейчас в подвале. Когда время растянулось до невыносимых пределов, и он почувствовал желание вмазать куда — нибудь или пробить стену головой, фары показались на длинной подъездной дорожке и приблизились к фермерскому дому.
Он обхватил оба пистолета и опустил на них взгляд. Один он взял в тюрьме, ему выдали его для использования против людей и только в ходе наркоторговли. Другой он достал из рюкзака, прихваченного из той квартиры. Он знал, сколько пуль было в первом… и понятия не имел, сколько в последнем.
Подойдя к двери, Люкан прижался спиной к стене и выглянул. Когда свет погасили, его волчьи глаза приспособились к темноте.
Хэтчбек припарковали впритык к заднему бамперу угнанного «Катлесса», и когда Мэйхэм выбрался из машины и достал три коробки пиццы, Люкан прошептал молитву Старшему Волку, пусть он и не верил в него. В Нее. Не важно.
— Я у тебя в долгу, — прошептал он Ей, выходя из дома. Потом сказал громче: — У тебя получилось.
Мэйхэм был как обычно весел, мужчина поднимал коробки как трофеи, добытые в полосе препятствий.
— Я привез сырную, сырную с пеперони и сырную с сосисками и пеперони.
— А ты…
Заключенный кивнул через плечо.
— Стащил галлон бутилированной воды. Лучшее, что смог сделать. Вода в багажнике… вот, держи.
Люкан принял коробки, сжав их между двумя девятимиллиметровыми, чувствуя исходящее тепло и запах сыра и соуса.
— Я за водой…
— Я занесу…
— Нет.
Мэйхэм застыл, открывая багажник.
— Почему нет? Ты сказал, что тебе нужна помощь.
— Оставайся здесь, — отрезал Люкан. — Ты не войдешь внутрь.
Люкан зашел в дом, сгрузил коробки с едой на обитую столешницу и выскочил на улицу.
— Забудь, — сказал он, выходя спустя секунду. — Даже не начинай.
Мэйхэм прислонился к хэтчбеку, скрестив руки на груди, держа галлон воды двумя пальцами. И он не улыбался.
— Я не стану обсуждать это. — Люкан шагнул вперед. — Отдай мне воду. Буду должен тебе. На этом все.