Волки и Тени. Стая

Крутская Ксения

Прошло три года. Вкусы и привычки Ольги претерпели заметные изменения. В родительской квартире все чаще вместо классических оперетт и чарующих голосов Мирей Матье и Шарля Азнавура раздавались рык Джеймса Хетфилда, громовые раскаты Disturbed, учащенный свинцовый пульс Iced Earth. Родители, поначалу снисходительно взиравшие на новое увлечение их девочки (как в плане музыки, так и в плане человека, принесшего эту музыку в ее жизнь), в конце концов начали выказывать раздражение. Ольга, не привыкшая к ограничениям в стенах родного дома, была ошеломлена и от неожиданности научилась огрызаться, что, естественно, не улучшило общую обстановку в семье.

В довершение всего младший брат подцепил от Ольги и Виталия эту "заразу",

отрастил волосы до плеч, сделался этаким типичным металлистом в вечной черной футболке с рукавами и кожаной куртке с заклепками, устроился работать грузчиком по вечерам и купил себе электрогитару. Такого родители уже не могли вынести и не замедлили предъявить претензию Виталию за оказание дурного влияния на их детей.

Виталий отреагировал спокойно и рационально: предложил Ольге наконец-то переехать к нему. Ольга, недолго думая, согласилась, надеясь таким образом сохранить если не мир и сотрудничество, то нейтралитет. С этого, собственно, все и началось...

Впервые оказавшись в роли единоличной хозяйки в доме, Ольга убедилась, что, мягко говоря, не создана для такой роли. Виталий не отличался долготерпением. Начались мелкие проявления недовольства, затем более крупные, первые стычки, ссоры...

Выросшая в семье, где никто никогда не ссорился и не ругался (очень странно и подозрительно, не правда ли?..), Ольга была растеряна и выбита из колеи. Все шло не так... Мир начал потихоньку меняться. На гладкой шелковистой ткани бытия стали появляться сначала небольшие узелки, затем торчащие кончики оборванных ниток, потертости и наконец, мелкие и все более крупные прорехи.

Что самое странное, на работе именно в этот момент началось то же самое. Мелкие неприятности, недопонимание в общении с клиентами, с коллегами, с начальством... Вдруг Ольгу стали безумно раздражать своеобычные для любого бумагомарательного труда несуразности: противоречия в нормативных документах, идиотские требования, неверное толкование начальством и проверяющими пунктов инструкций... Все это она замечала и раньше, но благоразумно держала свое мнение при себе, а в какой-то момент чаша ее терпения будто бы переполнилась, что закономерно привело к появлению напряженности в отношениях с руководством. Коллеги стали коситься на нее с недоумением и избегать откровенных разговоров.

Словно бы слыша треск тонкого льда под ногами, Ольга начала готовить пути отступления. Она поменяла прическу - от модных прямых русых волос вернулась к своим "родным" волнистым темно-медным (все женщины офиса высказали единодушное порицание). Получила водительское удостоверение и купила подержанную машину, хотя до этого панически боялась всевозможной техники и категорически отрицала любую вероятность когда-нибудь увидеть ее за рулем. Сменила стиль одежды - за пределами офиса и дресс-кода ранее она предпочитала джинсы, кроссовки, свитеры, футболки и тому подобный спортивно-молодежный стиль. Теперь же в ее гардеробе появилось несколько черных брюк, черные кожаные ботинки со шнуровкой, длинный строгий черный плащ, строгие шарфы и шейные платки...

В жизни нарастало, зрело, сгущалось грозовыми тучами какое-то непонятное напряжение. Каждый день с момента пробуждения и до отхода ко сну Ольгу не отпускало какое-то странное чувство: то ли она пыталась вспомнить что-то важное, то ли опаздывала куда-то и пыталась отделаться от назойливого препятствия на своем пути, то ли чуяла неопределенную, неосязаемую опасность и беспокойство. Что-то звало ее куда-то... И хуже всего было то, что она никак не могла понять язык этого "чего-то", уловить указываемое направление.

Ольга начала беспокоиться за свое психическое здоровье. Нет, она была далека от мысли о том, что ей следует обратиться к специалисту. Но состояние ее было настолько необычным, что девушка, начитавшаяся за свою жизнь книг о людях с неустойчивой психикой,

начала находить у себя подозрительно знакомые симптомы. При этом, как она сама отметила, ее совершенно не страшила мысль о том, что она может сойти с ума: то ли она была уверена, что истинного сумасшедшего не обеспокоили бы все эти странности в сознании, то ли... Еще не понимая сущности происходящего, она заранее принимала все, что готовил для нее этот источник смятения чувств и беспокойства.

Напряжение нарастало и становилось невыносимым. Повинуясь какому-то странному, ничем не обоснованному порыву, Ольга написала заявление на увольнение. Сказать, что начальство и коллеги были удивлены, было бы преувеличением: ситуация на работе уже давно накалилась достаточно, чтобы от Ольги можно было ожидать неких решительных действий. Удивление у коллег вызвало другое: на вопросы "Нашла работку получше? Ну, признавайся, куда переходишь? Какая зарплата?" Ольга беззаботно отвечала "Никуда...". Вот этого коллеги понять никак не могли. Все привыкли переживать за свое материальное благополучие, постоянно со страхом думать о будущем, страшиться увольнения, сокращения, банкротства работодателя... И увольнение по собственному желанию "в никуда" стало для коллег гораздо более весомым доказательством неполадок в психике Ольги, чем все ее странные проявления подросткового бунта на третьем десятке лет жизни. Тем более что версия с замужеством и переходом на роль домохозяйки при состоятельном муже тоже с треском провалилась: Виталий, узнав о выходке Ольги, понимания не проявил и устроил ей тихий, но решительный скандал. Ольга молча выслушала его, ушла в спальню, а наутро собрала свои немногочисленные пожитки и покинула его квартиру, несмотря на протесты уже остывшего Виталия, который, в сущности, любил ее и вовсе не хотел, чтобы она уходила.

Остановившись на пороге, Ольга взглянула в лицо человеку, с которым она провела три года жизни и который научил ее быть женщиной.

– Прости, - устало сказала она.- У меня такое чувство, что этим я спасаю тебя от чего-то. Не принимай на свой счет. Мне просто нужно уйти сейчас, - и она отвернулась и начала спускаться по лестнице, проигнорировав лифт и не видя остолбеневшего лица бывшего любимого мужчины.

Выйдя на улицу, Ольга быстрым шагом прошла пару кварталов в неопределенном направлении, лишь бы подальше от дома Виталия. Свернув во двор, она опустилась на скамейку и задумалась. К родителям путь ей был заказан, понимания по поводу увольнения там она встретила бы еще меньше, чем от Виталия. Другого жилья и знакомых, к которым можно было бы попроситься переночевать, у Ольги не было. Идти в гостиницу или снимать квартиру на сутки в собственном городе ей почему-то казалось диким. Она уже собралась было отправиться на вокзал и поехать куда глаза глядят, но вспомнила, что до официального увольнения ей осталось отработать еще четыре дня. Пришлось взяться за ум, сосредоточиться и перестать следовать порывам. Ольга достала телефон и нашла номер агентства по найму жилья.

Закрыв за агентом дверь в квартирке, которая оказалась ей по средствам - комнатушке в восемнадцать квадратных метров, находящейся в относительно спокойном, но все же типичном общежитии, с заплеванным подъездом и неистребимым запахом пролетарского бытия в коридорах - Ольга опустилась на диван и осмотрела свое новое временное обиталище. Обстановка простая, но аккуратная. Новый диван-книжка, кухонный уголок, простой компьютерный стол с полками, шкаф для вещей, пара деревянных складных стульев из "Икеи". Добрым знаком Ольге показалось то, что посуда здесь была тоже из "Икеи" - Ольга очень любила тамошние разноцветные тарелки и кружки, а здесь они оказались все разные, да еще и тех самых форм и цветов, которые она покупала себе. На окне висели темно-серые шторы со странным, завораживающим рисунком. В общем, эта конурка имела все шансы стать для Ольги вполне приемлемым домом.