Волна страсти
Шрифт:
– Я слышал, после смерти жены у сэра Энтони были серьезные увлечения.
– Не верьте всему, что слышите, капитан. – Лавиния развязала ленточки шляпки и сняла ее с головы, рассыпав по плечам каскад золотых кудрей. – Мы с Энтони старые друзья, и мне бы стало известно о любом его увлечении.
В голосе Лавинии чувствовалась невысказанная обида. Наверное, эта женщина, несмотря на свою кажущуюся многоопытность, была в душе очень ранимой. Кеннету захотелось узнать, влюблена ли она в сэра Энтони, и он продолжил расспросы:
– Как по-вашему, сэр Энтони женится
– Вот этого я не знаю, – ответила Лавиния после минутного колебания. – Он все еще не может прийти в себя после гибели жены.
– В ее смерти не было ничего подозрительного?
– Вне всякого сомнения, это был несчастный случай, – ответила Лавиния, наматывая перо шляпки на палец. – Хотя… – Она осеклась.
– Я слышал, что на месте падения леди Ситон были следы борьбы.
Лавиния бросила на него быстрый взгляд.
– Просто сломанные кусты и тянувшийся след. Возможно, когда Элен скользила вниз, она пыталась за что-то ухватиться.
Объяснение было вполне разумным, однако Лавиния заметно встревожилась.
– Когда разговор заходит о гибели леди Ситон, люди начинают уклоняться от ответов, – задумчиво произнес Кеннет. – Здесь витает какая-то тайна. А вдруг сэр Энтони или Джордж Хэмптон столкнули ее с обрыва?
– Вздор! Какая здесь может быть тайна? Смерть не страсть, о ней много не поговоришь.
Понимая, что ему больше ничего из нее не выудить, Кеннет решил оставить эту тему.
– Тогда поговорим о страсти. Почему бытует мнение, что художники ведут распутный образ жизни?
– Не более распутный, чем все светское общество. Просто они честнее. – Лавиния улыбнулась одной из своих самых очаровательных улыбок. – Сказать по правде, капитан, вы мне пришлись по нраву.
Кеннета внезапно потянуло к мягкому женскому телу с его соблазнительными округлостями, но, несмотря на уверенность Лавинии, он сомневался, что сэру Энтони понравится делить с кем-то любовницу, тем более с собственным секретарем.
– Это чувство взаимно, – ответил он, – но не думаю, что было бы разумно поддаваться ему.
– Хочу надеяться, что, общаясь с художниками, вы скоро перестанете разделять вещи на разумные и неразумные.
Лавиния подошла к Кеннету, обхватила его за шею рукой, затянутой в перчатку, и поцеловала. Целоваться она умела, и ее поцелуй красноречиво свидетельствовал о немалом опыте, но в нем не было той сладости, что в поцелуе с Ребеккой.
Краем глаза Кеннет заметил какое-то движение у двери и спустя минуту услышал холодный женский голос:
– Жаль прерывать эту нежную сцену, но у меня к вам дело.
Кеннет поднял голову и увидел стоявшую в дверях Ребекку. С копной непослушных ярко-рыжих волос она была похожа на взъерошенного маленького котенка.
Пока Кеннет невнятно бормотал извинения, Лавиния не спеша отстранилась и с интересом посмотрела сначала на Ребекку, затем на Кеннета.
– Здравствуй, дорогая. – Она снова оглядела обоих. – Как идет работа? Мой портрет, который ты написала, вызывает у всех восхищение. Со всех сторон на меня сыплются комплименты. Если бы ты позволила мне назвать
Лавиния улыбнулась и неторопливо направилась к двери.
Ребекка пропустила ее, затем вошла в кабинет, притворив за собой дверь.
– Мой отец предпочитает нанимать в секретари людей многосторонних, но вы превзошли все его ожидания.
– Если вы слышали наш разговор, то должны знать, что я старался уклониться от ее намеков.
– Но не от ее поцелуев.
– Не мог же я силой оттолкнуть леди.
– Хорошая трепка ей бы не помешала, – ехидно заметила Ребекка. – Лавиния ее давно заслуживает.
– Из разговора с леди Клэкстон я понял, что недозволенные поцелуи не редкость в этом доме. Она также упомянула о связи вашей матушки с Джорджем Хэмптоном.
Лицо Ребекки не выразило удивления, а лишь немного напряглось: скорее всего, ей было известно об этом романе.
– Я полагала, что не в ваших правилах опускаться до сплетен, капитан, – отрезала она.
– Я не сплетничаю, но мне приходится слышать самые разные разговоры. Вас расстраивало, что у ваших родителей… не совсем обычные для супругов отношения? – Спросил Кеннет после недолгого замешательства.
– Вы имеете в виду случайные связи, я полагаю? – Взгляд Ребекки скользнул по портрету матери и опять вернулся к окну. – Как могла я расстраиваться? Яблоко от яблони недалеко падает. Я погубила свою репутацию, когда мне было восемнадцать. Распутство у нас в крови.
– Я этому не верю, – с нежностью произнес Кеннет. – Неужели вы оставили родной дом только потому, что у вас перед глазами был пример ваших родителей? Наверное, вы искали любви?
– Незадолго до моего первого выезда в свет, – немного помолчав, начала Ребекка, – я познакомилась с молодым виконтом, который пришел к отцу заказывать портрет. Я приняла его ухаживания за серьезное чувство и согласилась покататься с ним в парке. Когда мы сделали небольшую остановку, он повел себя не лучшим образом. Я, конечно, сопротивлялась, и тогда он сказал, что уж коль скоро я выросла в богемной среде художников, то не имею права разыгрывать из себя мисс невинность.
– Думаю, вы дали ему достойный отпор.
– Я столкнула его в фонтан и убежала, проклиная незадачливого кавалера и отца за то, что распутная жизнь, которую он вел, запятнала и его дочь и теперь любой может оскорбить меня. Когда меня вывезли в свет, – продолжала Ребекка, с трудом произнося каждое слово, – я встретила Фредерика. Он вздыхал, писал мне стихи, говорил, что любит меня – все это бальзамом разливалось по моему разбитому сердцу. Моим родителям он не нравился, и, может, ничего бы и не случилось, не узнай я о связи матери и дяди Джорджа. И хотя я знала о любовных похождениях отца, известие о романе матери, которая, таким образом, недалеко ушла от своего супруга, потрясло меня. Через три дня я убежала. Я быстро поняла, что мои родители не ошибались, и что выходить замуж за Фредерика было бы большим заблуждением. Мне повезло, что я поняла это раньше, чем навеки связала с ним свою судьбу.