Вольные города

Крупняков Аркадий Степанович

— Я видел ихнего начальника. Может быть, я ошибаюсь, но­ он очень похож на консула Солдайи.

— Может, это и действительно так,— согласился Теодоро.— Они, вероятно, шли тоже в Кафу и приняли нас за разбойников. Надо дождаться их и все выяснить.

Но сколько ни ждали появления консула, из оврага никто не вышел. По одному выбирались на дорогу разбежавшиеся слуги, но людей консула не было.

Собрав около полусотни человек, ди Гуаско решил идти даль­ше, теперь уже с великой осторожностью, выслав вперед до­зорных.

С рассветом на землю лег туман.

На перевале Теодоро решил сделать отдых и дождаться солнца. Люди расположились на лу­жайке и после тревожной, бессонной ночи заснули как убитые.

Из белой клубящейся пелены показалась темная фигура дозор­ного. Он подошел к ди Гуаско и тихо произнес:

— По дороге слышен стук копыт. Кто-то едет.

— Много их?

— Один или двое.

— Задержите и приведите ко мне.

Через несколько минут дозорный снова подбежал к Теодоро.

— Господин! Это едет синьор Деметрио. Я его сразу узнал!

— Мой дорогой братец как всегда верен своим привычкам,— сказал насмешливо Демо, когда подъехал к Теодоро. Он соскочил с коня, толкнул брата в знак приветствия в плечо и уселся на траву.

— О каких привычках ты говоришь?— неласково спросил Тео­доро, когда дозорный отошел.

— Валяться по ночам на самом опасном месте,— Демо огля­дел спящих людей и заметил у многих окровавленные повязки,— Я не ошибусь, если скажу, что тебя опять кто-то пощупал. С кем ты дрался?

— Дьявол их знает. Наскочили ночью...

— В таких делах, Тео, тебе просто не везет. Добрая сотня мо­лодцов разбежалась от трех лесных бродяг. А я совсем недавно один одурачил полтора десятка ханских воинов и вырвал из их когтей твою невесту.

— Значит, не врут люди, все это правда?

— Правда! — гордо воскликнул Демо.

— И то, что ты взял за нее выкуп,— это тоже правда?

— Видишь ли, потом я узнал, что... Но, чтобы выкуп... нет!

Теодоро вскочил, подбежал к луке седла, рывком сорвал при­тороченный кошель. Он тряхнул его, в кошеле зазвенели деньги.

— Ты уехал из дома с грошами, а везешь полный мешок зо­лота. Откуда эти деньги? — и Теодоро запустил руку в кошель.

— Не тронь! Деньги мои. Я добыл их храбростью и удачей!

— Скажи лучше — подлостью! Это из-за тебя, мерзавец, я ли­шился невесты! Ты самая последняя тварь!

— Если тебе не везет, при чем тут я? Ты просто неудачник. Купил рабов — их отняли татары, полюбил девушку — ее увели из-под носа, пошел в Кафу — остался без слуг.

— Ты продал нашу честь!

— А ты продал свою веру. Оттого бог и наказывает тебя! Ты христопродавец!

Теодоро яростно выругался и, размахнувшись, влепил Демет­рио пощечину, Демо выхватил из-за пояса стилет; удар пришелся Теодоро в плечо. Острая боль привела Теодоро в бешенство. Вы­бив стилет из рук брата, он повалил его на землю и схватил за горло.

Демо запрокинул голову, широко открыл рот, ловя воздух, в вдруг затих...

Убил! Теодоро испуганно огляделся. Люди, к счастью, не проснулись. Он оттащил тело брата в кусты. Потом поднял с зем­ли суковатую палку и с силой ударил

по лошади Демо — конь сорвался с места и ускакал по дороге в сторону Сурожа.

Разбудив людей, Теодоро дал приказ следовать дальше. До­зорным сказал, что синьор Деметрио уехал домой в Тасили.

* * *

Писал ли Шомелька из Кафы еще другие письма после этого— нам неведомо. Остался ли жив или погиб в вихре кровавых собы­тий этих годов — тоже неизвестно.

Много времени прошло с тех пор, и как знать, долго ли помо­гал русскому князю верный Шомелька. Поэтому несколько жел­товатых, исписанных тесным почерком листков мы будем считать последними. Надо полагать, что посланы они были не дьяку, а боя­рину Никите Беклемишеву, ибо начинаются так:

«Боярин, доброго тебе здоровья! Оставляючи меня в Кафе, ты заботился о ватаге лесной, о судьбе гостей кафинских и сурожских и повелел мне известить тебя, коли с ними что случится. Не знаю, с твоего ли позволения, а быть может, так судьба велела, только лесные люди не пришли в Кафу и прихлестнулись к мятежу, кото­рый кафинская чернь учинила и выпущенные на невольничьем рынке ясырники человек до двухсот и еще более невольников с ко­раблей, которых за море продавать повезли, да не успели.

И такой страх нагнали на богатеев — выразить в письме не можно. Ведь они о защите города не заботились, а всего более на­бивали свои мошны, и потому мятежники их сломили и объявили Кафу вольным городом...»

Видно, в дальнем пути в Москву послание Шомельки попало в воду или под дождь, и некоторые листки так сильно подмочены, что ничего в них прочесть нельзя. На втором листке буквы рас­плылись совсем, и ни одного слова ясного нет. Зато третий листок почти цел.

«...а оттого в городе начались пожары да грабежи, атаман с этим ничего поделать не мог. Промеж мятежниками не стало сог­ласия, а пошло все это из-за церквей. Пограбили православный храм Благовещенья, чем озлобили русских мастеровых и ватаж­ников. Те в отместку осквернили соборную церковь св. Агнессы самую почитаему у католиков. Из-за власти споры в городе идут злы и жестоки: купцы стараются взять Кафу под свою руку, а про­стой люд этого не хочет, и между ними пошла большая свара...»

На четвертом листке уцелело слов совсем мало.

«...ди Кабела ждал подмоги от консолоса солдайского, но та подмога не пришла. Аргузии и арбалетчики, вышедшие из Сол- дайи, встретились в лесу с людьми ди Гуаско, приняли их за раз­бойников да друг друга и перебили. О сем узнал я от сына Гуаско- ва Теодорки, который сам еле спасся и добрался до Кафы с гор­сткой людей. Татары же...»

И последняя страница.

«...и города им не удержать, ибо раздоры меж людьми сильны, каждый свою корысть блюдет, а о простом люде опять заботы мало. Знатные, запершись в крепость, высылают в город своих ла­зутчиков, те мутят народ. Консул ждет татар да наемных шлях­тичей, и когда они к городу подойдут, одному богу известно, что случится. О том я тебе, ежели будет можно, отпишу. А более не буду задерживать, думаю, что ты не забудешь верного тебе Шо- мельку Токатлы».