Вольные города
Шрифт:
Посадил на скрипучие ступеньки крыльца и спросил почему-то:
— Гусельцы не потерял? Играешь?
— Тут они, со мной. Без них какой я жилец. На рынок выхожу, играю. Подают — кормлюсь.
— Почему ватагу бросил?
— Не бросил. Видит бог — не бросил. По указу Ивашки сюда притопал. И недаром. Велено мне тут тебя встречать. И недаром,— старик привычным жестом утер воспаленные глаза.
— Как встречать? Откуда знал, что я жив и приду сюда?
— А куда тебе больше прийти? Этого дома тебе сердце не позволит миновать. А о том, что ты жив, мы еще зимой узнали.
—
— Появился в ватаге человек. Говорит, у турков в плену был. Говорит, убег. А к той поре ватажники вроде песни сложили про нашу жизнь у Черного камня. Он прослушал и сказал: «Я-де этого Ваську Сокола видел, он служит туркам, ходит вольно, живет сытно». Ивашка, грешным делом, все у него про тебя повыпытал, а потом, посоветовавшись со мной, сказал: «Не тот человек атаман, чтобы туркам верой служить. Ежели ходит он вольно — все равно сбежит. А коль сбежит—Кафы и подворья чуриловского ему не миновать. Сердце его приведет». И послал меня Ивашка сюда.
Славко помолчал малость, потом добавил:
— И отдохнуть нам друг от дружки надобно. В спорах великих мы с ним живем.
— Слава богу,— радостно сказал Василько.— Ивашка жив?
— Жив. И ватажники живы. На донском берегу ютятся.
— О вольном городе думают?
— Куда там! Ищо кафинские синяки не зажили, да и с ордынцами то и дело дерутся. Не до города.
— Как Микешка?
— Отделился от нас. Стан свой ниже по Дону разбросил, грабежом, сукин сын, промышляет. Из-за него у нас с Ивашкой нелады пошли.
— Чем люди живут?
— Рыбу ловят, землю пашут, отары овечьи завели. От Ахматовых татар отбиваются. Сброя кафинская зело пригодилась. Тебя ждут.
— Я-то зачем надобен?
— Хоть и живут люди вольно, одначе войны не миновать. Ватажек расплодилось, как грибов по осени, а однодушия нет. Если Ахмат настоящую рать пошлет —снова в кандалы закуют, видит бог. А ежели ты приедешь, даже Микеня, на что уж заноза нестерпимая, и тот не прочь под твою руку встать.
— Чем я им так по сердцу пришелся?
— Они ведь при тебе впервые волюшкой дыхнули — светлой памятью тех времен живут. А ты этой памяти огонек.
— Ну... а о Чуриловых не проведал?
• — Видит бог, не знаю ничего,— ответил Славко и замолчал. Он в те дни был против того, чтобы Василько связывал свою судьбу с купеческой дочкой.— Ты мне лучше вот что скажи: тайно сюда прибыл али как? И к ватаге думаешь ли пробиваться?
— Забирай, дед, гусли и пойдем. Пришел я сюда на корабле явно и поплывем с тобой на Дон — ватагу будем искать.
— Стало быть, ты и вправду туркам служишь? — спросил старик, когда они шли по городу к пристани.
— Служу.
— Корапь ихний?
— Да, турецкий. Они хотят помочь ватаге Ахмата воевать.
— За что это к нам такая от турков милость?
— Нашими руками жар хотят загрести,— на ухо деду ответил Василько.
— И ты им сподручным будешь?
— Поживем, дед, увидим.
Через три дня фрегат поднял паруса. Авилляр принял гусляра без слова. Он уже и раньше знал о нем. Если старик про атамана песни поет — такой человек нужен. Авилляр знает: песня в бой может вести лучше любого сераскира .
ДЕЛА СТАМБУЛЬСКИЕ
...Потому что изменчива судьба наша: нынче хан, завтра беглец; нынче богат, завтра нищий; нынче много друзей, завтра все враги. Я боюсь своих, не только чужих...
Из письма хана Золотой Орды Тимура-Кутлуба
СНОВА В ВАТАГЕ
рошло еще три дня, и фрегат пришел в Азов. Авилляр решил еще раз испытать атамана. Позвал Василько, сказал:
— Здесь у меня дел много: корабль выгружать буду, крепость поглядеть надо, рабов привез— надо заставить стены чинить. Ты со своим стариком можешь гулять целую неделю. В субботу возвращайся.
— А если я не вернусь? Сбегу если?
— Вот дурак! Ты у меня три года вольный ходил, на корабле я тебя в трюм загонял разве? Зачем тебе бежать?
Говорил так паша и хитрил. Сам думал: если вернется атаман — верным слугой султана будет. А убежит — все равно поймают. Хоть и жалко— голову придется срубить.
Дед Славко с атаманом сошли с корабля. Авилляр сунул в руку атаману кисет с деньгами, сказал:
— Погуляй, новую одежду купи. Турецкие наряды пора снимать.
Вечером в каюте Авилляра появился человек. Недаром турок услал с корабля атамана. Увидел бы он Ионашу — задушил бы.
А Ионаша стал ныне важным человеком. Кем он был у Менгли хана? Мелким подручным. Кого надо выследить, кого надо убрать. Теперь, когда Ионаша перешел на службу к Авилляру, большие дела поручают ему. Под его рукой полторы сотни таких же соглядатаев, каким он был сам когда-то. Везде его люди: и в Кафе, и в Азове, и в Бахчисарае. Сам он по совету паши живет в ватаге, держит лавку, часто ездит вроде за товарами, а на самом деле сует Ионаша свой нос во всякую дырку. И в ватаге у него соглядатаи, и в Сарай-Берке, и в Казани, и даже в Москве. Велик простор, где есть у Ионаши глаза и уши, научился он разбираться в хитрых замыслах своих хозяев, чует, что и когда им нужно узнать.
Ионаша сразу понял: султану Баязету и снится и видится положить лапу на русские земли. Особенно беспокоится об этом Авил- ляр — султан поручил эту сторону его заботам. Авилляр знает: звезда Золотой Орды идет к закату, того и гляди лакомый кусок — Русь из его рук упадет. Если султан не перехватит этот кусок на лету — пиши пропало. А перехватить можно. И Авилляр за эти три-четыре года сделал для этого немало. А Ионаша ему помогал. Задумано было хорошо: если Ахматова орда растает—двинет с юга к русским границам свое войско Менгли-Гирей, послушный султану человек. С востока зажмут русских ногайцы. Они тоже Стамбулу послушны. Рядом с Москвой Казанское ханство. Там сидит Алихан, дважды подданный: и Крыму, и через него Стамбулу. На западе живет круль Хазиэмир. Этому выгоду посули— пойдет хоть на черта. Со всех сторон обложена Русь. И на вольницу степную, придонскую большие надежды возлагает Авилляр. Ионаша это знает, не зря живет в самом сердце вольницы. Придумано собрать эту вольницу в один кулак, дать этим разбойникам оружие, бросить на Ахмата, ускорить его падение. И тогда не данницей можно сделать русскую землю, а частью Османской империи вместе с Крымом, Астраханью и Казанью.