Вольные города

Крупняков Аркадий Степанович

— Не выжить мне, Андрюша. Конец свой чую...

— Что ты, деда. Настанет утро, солнышко взойдет, обогреем­ся, и все будет хорошо...

— Слушай и запоминай. Дойдешь до великого князя, скажешь ему так...

На рассвете дед умер. Перед смертью был спокоен. Успокаивал и Андрейку. Рассказывал, как ему добраться от Оки до Москвы.

— Ты, Андрюшенька, не сокрушайся,— говорил дед.— Будучи в ватаге, я и сам не верил, что смогу до Москвы дойти. Думал, до родных мест доберусь — и то слава богу. А теперь я спокоен: умру на родной земле. А до Москвы недалеко. Дойдешь ты... дойдешь...

Андрейка ножом вырыл неглубокую могилу, засыпал тело деда землей, на невысоком холмике поставил крест. Беда пришла так скоро и неожиданно, что Андрейка не мог поверить в то, что деда с ним нет и уже не будет никогда. Он даже не плакал: слез не было.

Не зря в народе говорят: пришла беда—отворяй ворота. В оди­ночку беда не ходит никогда. Расстроенный тяжелой утратой, пар­нишка забыл как следует привязать лодку и уснул. Проснулся, а лодки как и не бывало. А в ней уплыли и деньги и кой-какая еда, одежда. Остались у Андрейки только дедовы гусли в чехле. По­брел он, голодный и одинокий, по берегу реки, дотащился кое-как до Московской дороги и слег. Молодое тело сопротивлялось про­студе чуть дольше, чем старое: прилег Андрейка на обочину доро­ги, заметался в жару...

Как Тугейка пережил эту тяжелую зиму, трудно сказать. В ро­довом его илеме людей осталось мало. Мать умерла еще летом, отец болен. Братья, все как один, погибли в схватке с боярскими детьми^[12], и теперь в Нуженале остались одни старики, женщины и дети. Если бы не Иван Рун, совсем бы худо было Тугейке. Иван разыскал в соседнем илеме Пампалче с сыном, привез ее в Нуже- нал и стал подбадривать отчаявшихся людей. Как только выпал второй снег и зима вошла в свои права, застучали в Нуженале то­поры. Старики валили лес, женщины возили бревна по санному первопутку, Рун с Тугой рубили срубы, и к рождеству появилась в Нуженале первая изба. Большая, просторная, на несколько се­мей. Для начала перетащили в нее из нор и землянок женщин с малыми детьми, потом понастроили шалашей с очагами, гуда пе­реместили стариков. На охоту ходили вместе, кормились сообща. К весне построили еще две избы. Хоть тесно и кучно жили, но не бедствовали.

Перед масленицей появился в Нуженале хан Касим, а за ним целый обоз с посудой, утварью и одеждой. Хан передал воеводе Руну помилование князя и кошель с деньгами. Все это, и деньги, и вещи, князь велел собрать с бояр, посылавших людей своих на грабеж. После половодья князь обещал прислать по реке еще один обоз и велел Руну от его княжеского имени перед черемисами ви­ниться и устраивать дружбу.

Весной, в конце марта, умер Изим. Перед смертью передал гамгу¹ лужавуя Туге, велел встать во главе рода.

— Ты жизнь повидал,— сказал Изим.— Таких, как Ярандай, иг слушай, своим разумом живи. Как худая собака туда-сюда хво- стом не виляй. Начал служить Москве — служи, если попросят, іло на русских не держи. Бояр и князей мало, а таких, как Рун- ка, много, по ним о народе суди. Я пока болел, много думал: на­род наш живет меж Москвой и Казанью — нам от них и других до­поется немало, уж такая, видно, наша судьба. Но Казань гнетет пас постоянно, а Москва, она бывает на наших землях изредка. 11 люди русские добрее. Ближе к ним держись. С татарами тоже /киви дружно. Ханы да беи далеко, а простые татары рядом. С ни­ми нам делить нечего, разве только нужду. И женись скорее, на пічку Токмолая погляди, может, приглянется. Прощай, если где плохо я сделал.

Похоронил Туга отца, давай о женитьбе думать. До этого он ил девок не смотрел. Да и когда смотреть? До девок ли, когда жить народу негде, еды не хватает, одеться не во что. А тут как рлч весна пришла, листочки на деревьях распустились, девки те листочки вдвое складывают, меж губ зажимают и такие мелодии т.ювистывают — кровь как от огня закипает. Всем известно: если ника засвистела в листочек — значит, замуж захотела. Поглядел І уі а на дочку Токмолая и удивился. Давно ли бегала босоногая, и.юнастая и мокроносая. А сейчас откуда что взялось? Лицо бе-

* Тамга (мар.) — родовой знак.

лое, румяное, брови, как крылья галки, вразлет. Груди тугие, стан гибкий, а черные глаза косят на Тугейку завлекательно. И зовут девку Уляна.

Пошел Туга к Руну, посоветовался и, недолго думая, послали Палашку сватать. Свадьбу сыграли скромно — не до больших пи­ров было, и стал Туга заводить семью.

Лето проскочило незаметно оттого, что забот было полно: и семян надо достать, и посеять, и убрать. Да и не беспокоил никто: ни татары, ни русские на Юнгу не приходили. Казань знает, что с горной стороны нынче взять нечего. Москва прошлую вину чует. Даже с соседями никаких ссор. Ярандай в стычке с боярскими людьми убит, во главе рода теперь сын его Мырзанайка. Тоже мо­лод, тоже женился, и не до соседей. В общем, лето прошло в труд­ностях, но спокойно.

А после ильина дня приехал к Туге Магмет-Аминь. Сначала сказал, что в гости и поохотиться. Туга ему поверил. А Иван Рун понял приезд по-своему:

— Помяни мое слово: Магметку князь Иван послал. Кто в та­кую даль охотиться ездит? У Касима рядом вся мещерская сторо­на в лесах, зверья-то поболе нашего.

— Но Магмет мой друг. Я его стрелять учил, на охоту брал.

— Поживем — увидим.

И как в воду глядел Иван. Сходил Магмет-Аминь пару раз на охоту, потом спросил Тугу:

— В земле ковыряться не надоело? Раньше, я знаю, ты боль­но это дело не любил.

— Что делать? Есть-пить надо.

— Раньше ты, как птица, в Казань летал, в Москве жил, в Крым ездил. Не пил, не ел разве?

— К чему ты это говоришь?

— Слух идет: Алиханом в Казани недовольны. Может, эмиры нового хана хотят, а мы не знаем? Узнать бы.

— Мне в Казани делать нечего. Поймают еще.

— Как это — делать нечего? Скажи, что женился, молодой же­не наряды покупать надо, подарки

— У меня денег нет.

— Деньги я дам. Знакомые у тебя там остались?

— Должны быть.

— Съезди. Потом Руна в Касимов пошлешь. Я там ждать буду. И еще проведай: не думает ли Алихан на русские земли на­бегать? Об этом князь Иван велел просить.

Проводил Туга Магмет-Аминя, оседлал коня и поехал в Ка­зань. Поехал с опаской. На постой зашел к Даньяру. Когда Туга охранную сотню держал, Даньяр у него простым лучником был. А теперь заматерел, брюшко отрастил. Теперь Алихана охраняет.