Вольные города

Крупняков Аркадий Степанович

Пошли на второй день по городу. Обошли чуть не все лавки, накупили подарков молодой жене Туги, нарядов. Даньяр гостю бархатную тюбетейку, шитую золотом, купил — в подарок. А ког­да шли домой, спросил:

— Москве служить, я вижу, выгодно? Деньги в твоем кошель­ке бренчат немалые.

— Я теперь никому не служу. А из Москвы убег тайно, вели­кий князь на меня гнев положил. Теперь я сам по себе.

— Тогда к хану надо зайти, поклон отдать. Раз ты Ивану не служишь, хану служи. Земля твоя, ты и люди черемисские — Ка­зани подданные.

— Зачем у Алихана зря время отнимать? Если бы война с Мо­сквой была — другое дело. А теперь я ему не нужен.

— Как знать. Суртайша не раз про тебя спрашивала. Зайди,

— Позовут — пойду. А так, боюсь.

Еще день прошел, а к вечеру — в доме Даньяра вестовой. При­казано Туге явиться к старой царице на поклон. Сейчас же!

Откровенно говоря, Туга пошел во дворец с большим страхом. (іуртайшу и раньше боялись больше хана, а теперь, говорят, она совсем умом тронулась. Прикажет голову снести — и ахнуть не ус­пеешь.

В покоях у Суртайши резко пахнет снадобьями. Сама полуле­жит на подушках, читает какие-то свитки. Судя по письму — ста­ринные. Туга встал перед него на колени, коснулся лбом ковра. Старуха поздоровалась с ним ласково, спросила:

— Давно ли в Казани?

— Три дня.

— Почему не заходил?

— Боялся.

— Чего боялся?

Я Нурсалтан служил, Ивану служил...

Напрасно боялся. Ордынке и Ивану ты не по своей воле і іужил. Да если бы и по своей — беды нет. Ордынка тогда цари- цгй Казани была, снохой моей была, теперь она к другу нашему Мі іігли хану ушла. С Иваном тоже мы давно в мире и дружбе.

Рядом с великими быть — всегда бояться надо,— тихо ска- юл Туга.— Я князю Ивану сколько услуг сделал, а не убежал — Пишки бы лишился.

За .что же?

Сам не знаю. Что-то в Крыму неладно сделал.

Слышала я. Как Менгли хан посла русского принял?

Шерть дал, обещал помогать против любого врага.

Ордынка здорова ли? Хану по мысли ли?

Здорова. Хан ее за большую царицу держит.

Иван на Казань войско не думает слать?

— Я почти год в Москве не живу. Что я в своей лесной глуши знаю?

— А в Казань зачем приехал?

Туга глянул на Суртайшу, в голове мелькнуло — нет, не тро­нулась умом старуха. Ответил:

— Женился я. Купить молодой жене подарки приехал.

— Врешь, поди. Твой батька, Изим-горшечник, любил на рус­ский Нижний Базар ездить. А ты почему в Казань?

— На Нижний Базар черемисам ездить не велено. Я пред Мо­сквой виноват, да если и перед Казанью провиниться — куда мне деваться тогда?

— Русского воеводу Руна около себя держишь зачем?

— Он сам по себе. У него на нашей стороне жена, ребенок. Ему тоже в Москву ходу нет.

— Если он на горной стороне живет — хану подданным будет. Захочет он?

— Куда ему деваться.

— Мой внук Алихан посольство в Москву наряжать хочет. Поедете?

— А Иван-князь нас не тронет?

— Послов не трогают.

— Если надо — поедем. Как мы можем Казани ослушаться.

— Послом будет Даньяр. Он по-русски ни слова не знает, ты при нем будешь. А Рун пусть охрану посла держит. Завтра сади­тесь на лошадей — ив путь.

Когда Туга собрался уходить, у порога еще раз задержала его Суртайша:

— Говорят, Магмет-Аминь на казанский трон собирается? Те­бе он ничего не говорил?

— Я давно его не видел, не знаю.

— Снова врешь. Служить нам надо прямо. О том, что он не­давно к тебе от Касима приезжал, мы уже знаем.

— Прости, великая.

— Магмет-Аминь — мой внук, и я должна знать, что он ду­мает. А князю Ивану вы скажете, что Казань по примеру Менгли хана договору верна хочет быть, набегать на Русь не станет, а с ханом Золотой Орды, если надо, и повоевать может. Новую шерть на это писать не надо — старая есть.

На следующий день Даньяр, Туга и двадцать шесть всадников

покинули Казань. Туга ехал и думал: «У старухи ум острее стал______

теперь и меня, и Рунку к Казани накрепко привязала. И посоль­ство сделано хитро, ни Даньяр, ни Туга у хана не были, и если Алихану понадобится дружбу порвать, он скажет, что о посоль­стве и не знал вовсе».

Через сутки послы прискакали в Нуженал, и пока Туга и Рун

собирались в дальнюю дорогу, Даньяр объезжал другие илемы. Теперь хан ему Горный край поручил.

Порадовал Туга молодую жену подарками, посоветовался с Ру­ном, и вышло, что ехать им в Москву самый резон. Может выйти так, что они и с Казанью в ладу будут жить и Москве помогут. Князь Иван должен их понять.

От Казани по Волге дошли они до Нижнего Базара, уплатили там дорожную пошлину. Затем шли по Оке до Мурома, там тоже уплатили пошлину. За Муромом купили лошадей и дальше на Москву верхом поскакали. Туга ехал впереди, дорога лесная зна­комая, сколько раз по ней хаживал, за ним — посол ханский Дань- яр со свитой.

Вдруг стон услышали. Попридержал коня Туга, прислушался. Верно, где-то человек мучается. Остановился, сошел с лошади, шагнул в сторону, глянул: лежит в траве парень, лицо, как воск, желтое, глаза впалые, на губах пена. Лежит без памяти, выкри­кивает разные слова, видно, сильно хворает. Рядом в чехле — гус­ли. У черемис гусляр—самый уважаемый человек, и сам Тугейка о і менно на гуслях играть умеет — жалко ему стало парня. Подъе­хал Даньяр, не сходя с коня, поглядел на хворого, сказал брезг­ливо: