Вольные города

Крупняков Аркадий Степанович

— Скоро мне исполнится девятнадцать, а кто я? В Казани го­ворят— выкормыш царя Ивана, в Москве говорят — будущий хан Казани. Предки мои, ханы Золотой Орды, в мои годы на тронах сидели, громкую славу битв имели. А я до сих пор, как щенок, ску­лю у казанской подворотни, великий князь меня в военные дела не берет, на мои письма не отвечает.

— Ты долго в Москве жил, а нрав Ивана не понял,— спокойно говорит в ответ сыну Нурсалтан.— Он такой человек, если ты ему нужен, он тебя на руки возьмет и через любую реку переносить будет. Но если вдруг с того берега ему крикнут, что ты уже не ну­жен, он посреди реки тебя бросит, будешь тонуть — руки не по­даст.

— Чтобы понять это, — говорит Аминь, — долго в Москве жить не надо. Все властители такие.

— Верно сказал. От писем что толку. Надо показать, что ты Ивану нужен.

— Как?!

— Жениться надо.

— О валлах-биллях! Мне себя кормить трудно...

— Ты руки к небу не поднимай — ты меня слушай. Были у ме­ня от ногайского мурзы Юсуфа люди и сказывали, что есть у него две дочки неописуемой красы. И намекали, что Юсуф не прочь со мной породниться.

— Я слышал — Юсуф богат?

— И силен. Вся ногайская орда в его руках. И если ты ста­нешь его зятем — Иван тебе письма слать будет, а не ты ему. По­езжай к Юсуфу, я с тобой богатые подарки ему пошлю.

Обрадовался Аминь, на другой день по-быстрому собрался и катнул в ногайские степи.

Мурза принял его ласково, дочек показал: старшая, Гюльнэ,— пышнотелая, круглолицая, младшая, Сююмбике,— смугла, черно­глаза и стройна, как тополек. Разбежались глаза у Аминя — ка­кую сватать? Обе около него увиваются. Аминь — джигит тоже хоть куда: статен, силен, красив.

Две недели гостит он у Юсуфа: слушает песни сестер, пирует с сыном мурзы Али-Акрамом, на скачки ездит. И никак не решит: к какой дочке свататься. Если у мурзы спросить — неудобно, у не­вест выпытать, какой он больше нравится, тоже смеяться будут. Решил с Али-Акрамом посоветоваться.

— Сватай любую,— сказал подвыпивший Али-Акрам.— Я бы на твоем месте Сююмку взял.

— Не молода ли?

— Ля илляхи! Пятнадцать лет — самая пора. А Гюльнурка те­бе ровесница. Когда ты станешь зрелым мужем — она старухой будет.

Подумал-подумал Аминь и решил сватать Сююмбике. Позвал ее в степь поговорить...

Над полуденной степью вьется ковыльный пух. Теплый, упру­гий ветер приносит с низовий Волги горький запах полыни и пре­лого камыша. Всходят, наливаются соком молодые травы, подни­маются над выветренным за зиму сухостоем.

Кони идут рядом, сбивают копытами росу, тянут за собой, как бесконечные арканы, два влажных следа. Аминь смотрит на Сю­юмбике и дивится. Девушке совсем мало лет, а в больших черных глазах ее светится взрослый ум, в уголках сочных, розовых губ та­ится усмешка. Две толстые косы перекинуты на упругую грудь, в седле сидит твердо, играет стременами, касается коленом ноги Аминя, вроде дразнит. Аминь молчит, не знает, с чего начать раз­говор. Девушка приходит ему на помощь:

— Моя сестра тебе нравится?

— Гюльнэ? Я завидую тому, кто станет ее мужем. Женихов у нее много?

— Отбою нет. Ты ведь тоже...

— Нет, нет,— Аминь торопливо поднял руку, — не она отворит ворота моей любви.

— Кто же звезда твоей ночи, джигит?

— Сердце мое отдано другой.

— Там, в Москве?

— Нет. Она тут, недалеко... Совсем рядом.

— Уж не я ли?

— Ты, джаным^[19].

Девушка стрельнула глазами в Аминя, спрятала улыбку.

— Обо мне рано думать, джигит.

— Тебе уже пятнадцать. Я знаю...

— Не в годах дело.. У меня тоже сватов было немало. Но я...

— Чем же не хороши женихи?

— Я хочу, чтобы мой муж дал мне то, чего у меня нет.

— Чего тебе не хватает?

— Мне предлагали табуны коней и скота. Зачем мне они? Ты видел бесчисленные отары скота у моего отца. Мне предлагали зо­лото и красивые одежды. Разве дочь Юсуфа бедна?

— Ты хочешь полюбить? — догадывается Аминь.

— У каждой девушки сердце переполнено любовью. Я хочу власти. И Гюльнэ тоже. Все остальное у нас есть.

— Я тебе дам власть! —дерзко и решительно говорит Аминь.— Ты знаешь, что Алихан незаконно занял мое место на казанском троне. Скоро царь Иван пойдет на Казань войной, и я буду ханом.

— Вот тогда и пришлешь ко мне сватов,— мягко, как бы в шутку говорит Сююмбике и лукаво смотрит на Аминя.

Лицо джигита покрывается бледностью, взвилась над головой ногайка, со свистом опустилась на круп коня, и засвистел в ушах ветер. Если бы знал Аминь, что ждет его у мурзы, не скакал бы так поспешно от насмешливого взгляда Сююм. Может, пошутила, лукавая, может, ждала уговоров?

На дворе мурзы встретил его Али-Акрам, взял под уздцы коня, спросил:

— Ну как?

— Гюльнэ в жены возьму! — крикнул Аминь, соскакивая с седла.

— Поздно,— равнодушно говорит Акрам.— У отца сваты от ка­занского хана сидят. Гульнэ уже согласие дала.

— Но у Алихана три жены уже есть!

— Шариат позволяет... Достойный хан четыре жены иметь должен.

— О порождение Иблиса! Он похитил у меня трон, теперь из- под носа уводит невесту.

— Ах, был бы ты ханом... — Али-Акрам огорченно разводит руками.

Прискакал Магмет-Аминь в Каширу, злой как черт. А там го­нец его дожидается. Зовет Иван Васильевич Аминя в Москву.

Весной 1487 года собрал Иван Васильевич военный совет — поз­вали туда князей: Данилу Холмского, Александра Оболенского, двух Семенов — Ряполовского и Ярославского. Был на том сове­те и Магмет-Аминь. Дело, видать, предстояло нешуточное — под рукой этих князей, почитай, около ста тысяч воинов. Великий князь, как всегда, говорил коротко: