Вольные стрелки
Шрифт:
— Почему же он сам не вышел ко мне?
— Вероятно потому, что он считал это несовместимым со своим положением.
— Гм! Такой способ действия я считаю неприличным. Война имеет свои законы, которые обязаны соблюдать все.
— Совершенно верно. Но то, что переживаем мы в настоящее время, — вовсе не война, не следует забывать этого.
— А что же это такое, по вашему мнению?
— Возмущение против законного порядка.
— Во всяком случае, я желаю говорить с вашем начальником, с ним только я могу
— Это зависит не от меня.
— А от кого же?
— От него самого.
— Могу я попросить вас передать ему мою просьбу?
— Передать вашу просьбу я считаю вполне возможным.
— Будьте так добры вернуться теперь в крепость. Я буду ждать вас на этом месте — если только вы не дозволите войти туда мне.
— Это невозможно.
— Как вам будет угодно, я подожду вашего ответа здесь.
— Я буду тотчас же к вашим услугам.
Оба они опять обменялись вежливейшими приветствиями и расстались. Дон Фелисио Пас возвратился в крепость, тогда как Ягуар присел на пень срубленного дерева и стал внимательно рассматривать укрепления асиенды, которые с этого места были видны гораздо лучше.
Затем молодой вождь техасцев оперся локтями о колени, положил на руки голову и стал бесцельно блуждать грустным взглядом по окрестностям. Мало-помалу им овладела глубокая тоска, он перестал обращать внимания на внешние предметы, весь ушел в себя и отдался наплыву горьких воспоминаний, далеко унесших его от его настоящего положения.
Долго он находился в состоянии такого оцепенения, из которого его вывел знакомый голос. Ягуар быстро очнулся, поднял голову и с крайним удивлением увидал перед собою дона Хуана Мелендеса.
Так вот о каком полковнике говорил первый парламентер!
Ягуар поднялся и, обращаясь к сопровождавшим его капитанам, сказал:
— Господа, прошу вас отойти, никто не должен слышать того, о чем мы будем говорить с полковником.
Техасцы удалились на почтительное расстояние.
Полковник был один. Узнав Ягуара, он оставил свой конвой у укреплений.
— Так это я вас должен был встретить здесь, друг мой? — сказал Ягуар печально.
— Да, судьба, кажется, непременно хочет, чтобы мы встречались друг с другом на поле брани.
— Я уже составил себе понятие о силе вашей крепости, — начал Ягуар, — и, признаюсь, вполне оценил трудность выпавшего на мою долю предприятия. Я почти готов признать сейчас, что оно не только трудно, но и невозможно.
— Увы! Мой друг, так распорядилась судьба. Мы не можем не подчиняться всем ее капризам. С болью в сердце, но я решился исполнить долг мой, как следует честному человеку, и умереть, если будет надо, на развалинах крепости, лицом к вам.
— Брат мой! Я знаю это, но не могу желать вам этого. Я тоже хочу до конца исполнить то дело, которое предстоит
— Да, таково ужасное положение, создаваемое междоусобной войной, что два человека, любящие друг друга, расположенные один к другому и взаимно уважающие один Другого, вынуждены быть врагами.
— Бог и наша родина будут судить нас, совесть же наша будет чиста. Здесь сражаемся не мы, но сталкиваются те начала, которые мы выражаем и проводим в жизнь.
— Я не знал, что вы командуете инсургентами, осадившими крепость, но какое-то тайное предчувствие говорило мне о вашем присутствии.
— Это удивительно, подобное предчувствие было и у меня: мне также говорило что-то, что вы близко и я увижу вас — вот поэтому-то я и настаивал так на свидании с комендантом крепости.
— Вот это самое обстоятельство и заставило меня не показываться, но вы требовали этого — и вот я перед вами. Уверяю вас, что я хотел избегнуть этого свидания, которое, как видите, весьма тягостно для нас обоих.
— Но все-таки хорошо, что оно произошло, теперь мы ясно переговорили обо всем и получили новые силы для выполнения своего долга.
— Вы правы, мой друг, быть может, так лучше. Позвольте мне пожать вашу честную руку, и возвратимся каждый к своей роли.
— Вот вам моя рука, — отвечал молодой предводитель техасцев.
Оба они горячо пожали друг другу руки и, разойдясь на несколько шагов, дали знак сопровождавшим их подойти.
Когда это было исполнено, Ягуар велел трубачу проиграть призыв. Трубач повиновался. Мексиканская труба отвечала техасской.
Тогда Ягуар выступил вперед на два шага и с изысканной вежливостью снял перед полковником шляпу, поклонился и спросил:
— С кем имею честь говорить?
— Я, — сказал дон Хуан, отвечая на приветствие, — полковник дон Хуан Мелендес де Гонгора и назначен генералом доном Хосе-Мария Рубио, командующим мексиканскими войсками в Техасе, комендантом асиенды дель-Меските, превращенной в силу обстоятельств в первоклассную крепость. А кто вы, senor caballero?
— Я, — отвечал Ягуар, надевая шляпу, — избран командующим соединенной техасской армии.
— Люди, которые составляют эту армию, и тот, кто предводительствует ими, — изменники отечеству и зачинщики возмущения, иначе я не могу смотреть на них.
— Все равно, полковник, пусть как хотят называют нас и смотрят на нас. Мы взялись за оружие, чтобы добиться независимости для нашей страны, и не положим его, пока не совершим своего великого, доблестного подвига. Вот условия, которые я хочу предложить вам.
— Я не хочу идти ни на какие условия бунтовщиков, — сухо отрезал полковник.
— Действуйте как вам будет угодно, полковник, но долг человеколюбия повелевает вам избегнуть, по возможности, пролития крови, и поэтому вы обязаны выслушать, что я вам скажу.