Вольные стрелки
Шрифт:
С остальным было сложнее. Ладимир донес требования наших Законов до остальных, и наши договоренности о том, что мы даем им время до апреля, без кормежки, правда, пусть решают, как жить дальше. Кто не пойдет в крепость, озеро свободно, плывите куда хотите. По этому поводу собрали митинг, я повторил то, что должен был разъяснить Ладимир:
– По нашим Законам, вы можете остаться в крепости, будете крепостными. Если не пойдете к нам - скатертью дорожка. Если пойдете, то условия такие. Испытательный срок - месяц. На этот срок в на полном обеспечении, но это взаймы. Потом - ждет вас десять уровней вольности, после десятого вы вольными
– Вам-то какой?
– Кто сарай разобрал возле ямы большой, где выварки для соли лежали? Кто возле болота постройки разобрал? Кто на лодки лез, из-за чего нам пришлось их портить, да в крепость затаскивать? Кто лес рубил? Кто тут загадил все по пояс? Молчите? Во-о-от!
– То не мы, то Святослав!
– молодой задорный голос из толпы, видно, что зла на своего предводителя не держат, так, отмазаться пытаются.
– А сами бы конечно доски не взяли, и вообще, ходили бы вдоль стеночки на цыпочках, - народ чуть посмеялся немудреной шутке, - ладно. Слушайте! После испытательного срока будете работать где скажут, при выполнении плана - будем платить. Десять рублей в день!
Вздох удивления.
– Не тех, которые серебряные, а другие, наши...
Вздох разочарования.
– Значит из тех десяти рублей, за жилье, мы его обеспечим, два рубля в месяц на семью. За дрова, за столовую, ну, еду, за одежду, что дадим, за мебель...
Я долго перечислял пряники, народ малость воспрял.
– ... А теперь о грустном. Всего ущерба вы нанесли, если по семьям раскидать, то на сто да еще два десятка рублей каждая должна, на выплату долга у вас остается максимум рубль в месяц.
Над толпой раздался стон. Причем хоровой. Десять лет! Десять лет долги платить! Я, конечно, сволочь та еще. Поди проверь, правильно ли я ущерб посчитал? Но сейчас я проверял совершенно другое...
– А больше зарабатывать можно?
– Буревой взял кричащего на карандаш, такие люди нам нужны.
– Еще условия есть? Как можно долг скостить?
– такие тоже.
– А чего так много?!!
– этого тоже на карандаш, в список нам совершенно не нужных.
– Люди! Слушайте! Заработать вариант есть больше! И скостить долг - тоже. Долг учебой скостить можно, заработать больше - то вам решать, у нас работы на всех хватит! Еще и уходить не захотите...
Народ зашумел, начались обсуждения.
– Кто решение примет, пусть к Ладимиру идут, через него все будет.
– По дрова как теперь?
– этот, по ходу, не пойдет.
– По дровам в прежнем режиме, мы говорим что рубить - только то и можно. Валежник без ограничений.
– Да сколько там его осталось...
– голос стал печальным.
– Куда идти?
– женский голос.
Вышла та женщина, с детьми, которая первая к кухне вышла в свое время.
– В смысле, куда идти?
– я не понял, что она имеет ввиду.
– В крепость эту вашу.
– Ты уже решила?
– Да мне все едино, детей жалко, - тетка стояла с какими-то узлами, грустная.
– Тогда за нами, - я махнул рукой.
Весь лагерь печально провожал троицу, одетую в непонятно что тетку и ее двух малолетних детей. Они уходили за нами под редким снежком...
По дороге дед подошел ко мне:
– Думаешь, пойдут за еду работать-то?
– Пойдут. Раз есть Москва - значит должны быть и гастарбайтеры,
– Слово какое мудреное... Ну да ладно.
В крепости женщину провели по разработанной процедуре. Санитарный блок, свою одежду на проварку, детей и ее в баню, пропариться да отскрести от себя лепс, потом на фотографию и оформление паспорта. Одетых во все чистое женщину и детей, пять и семь лет, девочка и мальчик, отвели на заполнение документов. Оформили личное дело, медицинскую карту, выяснили, что это не ее дети, а сестры ее младшей. Из двух семей после мора только трое их осталось. А я-то думал как так, тетке за сорок, а дети такие маленькие. Ее дети умерли, младшие, а старшего понесла доля в походы, да так и не знает она о нем ничего. Сколько нам еще таких историй слушать, выдержали бы нервы...
Тетку разместили в новом, отделанном досками бараке-общежитии. Комната четыре на пять, отопление на барак центральное, туалет на барак один, в конце коридора. Мебелью мы ее обеспечили, бельем, одежкой на первое время, всякими мелочами в жизни необходимыми. После заселения сообщили ей, что ее одежку отдадим, когда выстирается все, в санитарном блоке, как и прочие вещи - боялись мы заразы. Повели в столовую, там накормили как следует, да и отправили обживаться. Тетка пока в шоке легком, она так и дома не жила, чтобы столько места, с такой мебелью, да на всем готовом. Пусть отойдет, потом ее определим куда-нибудь. У нас пока на ткачество вакансии женские, да на обслуживание населения - столовая, санитарный блок, уборка помещений. Зарплата везде одинаковая, пока, но есть варианты.
На следующий день румяная, довольная, она вышла прямо с детьми получать работу. Подумали-подумали, да и определили ее в детский сад - пусть за детьми, своими и чужими смотрит, их много скоро будет. Один прямо сейчас есть - Держислав.
После суда и приговора Святославу, пацан прижился у нас. А куда его девать? Сирота, считай. Так и поселили в комнате с Толиком, Кукшей, и Буревоем. Кроме Святослава и пигалицы, это был третий беженец в первой крепости. Его тоже отмыли, накормили, поставили на довольствие, да выдали документы. Раз в день он на час уходил к отцу, тот радовался. Сидели, говорили, да ели вместе, свидание в обед мы им делали. Да и я со Святославом сдружился, через решетку в дверном проеме, правда, частенько мы с ним разговаривали. Мужик не в обиде, он после всего пережитого много спал, отдыхал, пока есть возможность, душой и телом. На прогулки его выводили, внутри первой крепости. Мы бы и на работы его определили, да охранять особо некому, и следить тоже, пока пусть так посидит, в покое. Не тюрьма у него, а санаторий получился, общего режима.
Два дня после тетки никого не было. Мы запустили "трояна" - отправили обратно пигалицу. Та уже чуть освоилась, отъелась, прижилась в удобном доме - а мы ее обратно в лагерь. С утра стояла телега с людьми, конем, и коровой, тощие все, да пигалица во главе. Это она семью свою привела. Коня и корову определили в общий барак для животных, пришлось второй обустроить, для копытных, отделить кроликов и птицу от крупной скотины. Людей прогнали по стандартной процедуре. Санитарная обработка, документы, опрос, заселение. Народ заселившийся откровенно радовался новым условиям, хорошо мы все придумали. На следующий день стоял жених пигалицы с семьей. Тонкий ручеек людей начал перетекать из бомжатника в бараки-общежития.