Вольный стрелок
Шрифт:
Я вышел в гостиную.
– Ты куда? – проснулся Анчар, высунулся из кепки.
Сговорились. Или одинаковый сон видели?
Он прошел со мной к машине. Подумал, трогая усы, поправляя кепку. Потом грузно уселся рядом:
– С тобой поеду. Посмотрю глазами, как ты работаешь.
Больно надо. Инспектор нашелся.
– А Женечку, что, одну оставим? Без охраны?
– Там, который наверху, – кивнул Анчар мудрой головой в сторону монастыря, – он присмотрит.
Я вздохнул. Как же вы все мне здесь надоели… Кроме Женьки. И Боксера.
– Ладно,
Анчар послушно бросил кепку назад.
– И на базар заедем. Женечке купим что-нибудь вкусное. Или красивое.
– О! – обрадовался я. – Купи ей бусы из крабов. Ей очень хочется. Она рада будет. Поцелует тебя.
В лоб. Пяткой.
Анчар немного подремал дорогой. Потом вдруг сказал:
– Помнишь, как я тебя сюда вез? В первый день. Ты боялся?
– Чего тебя бояться – ты хороший человек. Добрый.
– Ты тоже, – признался Анчар, подумав. – С друзьями – верный, с врагами – злой. – Опять подумал. – Если бы Сулико жила, я бы тебя на ней женил. Родными бы тогда стали. Навсегда. Я бы ваших сыновей стрелять учил, вино пить. И Женечка тоже моя сестра тогда стала. Так сказал, да? Правильно?
Распределил. Разобрался. Мечтатель нежный.
Я уже пожалел, что намекнул ему про бусы. Стыдно стало.
Но разговор мне не понравился. Прощальный какой-то. Будто на платформе стоим, отправления ждем. Только неясно еще, кто уезжает, а кто остается. И – кому хуже будет.
Я поставил машину в тени дерева, наискосок от горотдела.
Придется ждать – мне информации по времени не дали.
Анчар повертелся на сиденье – машина закачалась, как лодка на волне, – приоткрыл дверцу:
– Семечек куплю. Что так скучно сидеть?
– Сиди, не в кино.
– Что ты командуешь мне, да? – Он обиделся, сел прямо и вначале вертел головой по сторонам, вглядывался в прохожих, в торговцев, рассматривал крыши домов, шарил глазами по киоскам. Потом поскучнел – понял, что ему с профессионалами не тягаться.
Я терпеливо курил, думал о том, как буду объясняться с Володей. Подставил его здорово, не слабо, стало быть. Но и он не мальчик, успокоил я себя, знал, как с Серым связываться…
Наконец где-то около десяти к зданию горотдела подошел зарешеченный «уазик», остановился напротив дверей.
– Не пялься, – прошипел я Анчару. – Отвернись.
Из здания вышли люди. Попарно. Словно по-детски держась за руки. В каждой паре – один из ночных гостей виллы Мещерского.
Что ж, я их на эту дорогу не толкал, они сами ее выбрали. Стало быть, пусть и идут по ней до конца.
По принципу Серого: чем меньше, тем чище.
Выстрелов слышно не было. У шедшего в первой паре – маленького – дернулась назад голова, он завалился на конвоира, пачкая его рубашку хлынувшей изо лба кровью. Второй, едва не опрокинув своего сопровождавшего, рванулся было назад в здание, но его сильно ударило в затылок – и они упали
Короткое замешательство. Но тут же из здания высыпали ребята в жилетах и с автоматами, укрылись за машинами.
Но выстрелов больше не было.
Убитых, отстегнув от конвоиров, втащили в здание. Автоматчики рассыпались по улице, началось прочесывание.
К нам подбежал офицер:
– Что здесь надо? Документы!
– Семечек купить хотели, – ответил я.
– Двигай отсюда. Проезжай. А то будут тебе семечки, десятка два.
Я послушно тронул машину. В зеркальце мне показалось, что в одном из окон горотдела мелькнула Володина тень, грозящая мне кулаком. И матом.
Мы заехали на рынок за бусами для Женьки, потом за билетом для нее же, а потом я завернул к психбольнице, спросил у охранника в воротах доктора Пшеченкова.
– В кабинете, – лениво кивнул он в сторону одного из корпусов. – Только я тебя не пропущу. Здесь режимные правила.
– В тот-то раз пропустил, – обиделся я намекая глазом, что пропустил он меня далеко не за «спасибо».
– Да? – удивился он. – Тогда проходи. Корпус два, комната три.
…За дверью комнаты три в корпусе два слышалось интимное женское хихиканье на фоне довольного мужского баска.
Я отворил дверь. На коленях доктора сидела полуголая куколка, и он щекотал ей пышными усами обнаженную грудь.
Куколка вскинула голову, лупнула фарфоровыми глазками, вспорхнула и скрылась за ширмой. Доктор застегнул халат и встал.
– Пациентка, – пояснил он. С досадой добавил: – Как вы всегда не вовремя.
– Сеанс сексотерапии прервал?
Пшеченков развел руками – что ж поделаешь, работа такая, сеанс.
Я кивнул в сторону ширмы.
– Лапочка, – проворковал доктор, – одевайся, зайдешь попозже – мы продолжим курс, попробуем с вами нечто новенькое, из опыта восточных психотерапевтов. – И с сожалением посмотрел ей вслед, «кусая длинный ус».
Повернулся ко мне:
– Ну-с, батенька, что привело вас в сей дом скорби? На что жалуетесь?
– Мещерские у вас? – осадил я его.
– Да. Все в порядке, – подтянулся доктор.
– Как вы их устроили?
– Хорошо.
– Подробнее.
– У нас есть отдельный коттедж, для особых пациентов…
Все у жуликов схвачено. Не то что у нас.
– …Сигнализация, охрана…
– Охрану вашу я знаю – дружинники застойных времен.
– Нет, нет. Там спецконтингент, надежные люди.
Двусмысленно как-то.
– Хорошо. Если за Мещерским приедут, вы сделаете большие глаза, это понятно?
Он кивнул.
– Никому, кроме меня, их не отдавайте. В крайнем случае пришлю своего человека. Он спросит: почем у вас мирмульки?
– А что это такое?
– Вот так и ответите. – Я встал. – И никаких записок, передач и посылок для Мещерских не принимать, их здесь нету. В крайнем случае, если кто-то будет очень круто настаивать: да, были, но уехали в черном японском джипе. Охрана коттеджа вооружена?