Волонтер девяносто второго года
Шрифт:
Совсем скоро мы увидим, что те, кто арестовал короля, принадлежали к третьей партии — конституционалистам.
Приняв решение, нужно было его осуществить. Великой вдохновительницей этого замысла являлась королева; принцессы из австрийского дома — Мария Медичи, Анна Австрийская, Мария Антуанетта, Мария Луиза — всегда были злыми гениями королей Франции.
Король мог бы уехать один, и в любом здравом уме прежде всего должна была возникнуть подобная мысль; в этом случае в путь он отправился бы верхом.
Ему, страстному охотнику, отличному наезднику,
Но в ночь с пятого на шестое октября, эту страшную ночь, королева, охваченная ужасом, заставила Людовика XVI поклясться, что если он когда-нибудь покинет Францию, то лишь вместе с ней и детьми. Добрый муж и хороший отец, хотя плохой король, Людовик XVI очень хотел совершить клятвопреступление по отношению к Франции, но не в отношении собственной семьи. Поэтому решили бежать все вместе: король, королева, дети Франции.
Это означало вдвое, втрое, вчетверо усугубить трудности, сделать план почти невыполнимым. Все интриги королева взяла на себя. Кстати, она пользовалась поддержкой иностранных государей.
Выражение «иностранные государи» вынуждает нас сделать короткое отступление.
Мы всегда будем стремиться сохранять в этом долгом повествовании беспристрастность, постоянно вызывающую у нас желание привести наших читателей, невзирая на различие их мнений, к нашей точке зрения, но, после того как мы выразили мнение народа, посмотрим на события с точки зрения монархии.
Те, кого мы, французские граждане, называем чужеземцами, а следовательно, врагами, для короля Франции никогда не были врагами и еще меньше были чужеземцами.
Короли Франции, действительно, вместо того чтобы брать в жены француженок, постоянно женились либо на принцессах австрийских, немецких, испанских, итальянских, либо, на худой конец, савойских.
Отец Людовика XVI был женат на саксонке; значит, по крови король являлся французом лишь наполовину. Сам Людовик XVI женился на принцессе лотарингско-австрийского происхождения.
Спрашивается, кто же правил Францией? Человек, в ком текла всего четверть французской крови, — вот кто; остальные три четверти составляла кровь саксонская, лотарингская, австрийская.
Поэтому, когда Людовик XVI открыто начал борьбу против Франции, именно его народ стал для него чужим, то есть врагом.
И наоборот, другом короля был чужеземец, его родственником был враг Франции. Император Австрии, будь то Леопольд или Иосиф II — его шурин; король Неаполитанский — племянник, король Испании — кузен; наконец, все. короли Европы — в большей или меньшей степени его родственники.
Если Людовик XVI имеет несчастье ссориться с собственным народом и боится его, к кому он обратится? К своим августейшим родственникам. Они — друзья короля Франции, но враги французского народа.
Адвокат, который 18 января 1793 года имел бы смелость изложить с судебной кафедры эту столь простую теорию, понятную самому заурядному уму, наверное, спас бы
Мы живем в век оценок. Особенно примечательным делает наш век потребность знать истину, чистую, ясную, прозрачную, освобожденную от всяких вымыслов; история — это апелляционный суд для всех — кордельера Дантона, якобинца Робеспьера и короля Людовика XVI. Так вот, разве не справедливо, что, говоря о каждом из них, мы принимаем во внимание сословие, из которого он вышел, среду, в какой был воспитан, сферы, где действовал? Пусть не мерят одной и той же мерой тех, чьими наставниками были Вольтер и Руссо, и человека, кого воспитывал г-н де Ла Вогийон, и, следовательно, пусть судят Дантона с точки зрения естественных законов природы, Робеспьера — с точки зрения законодательных норм, Людовика XVI — с точки зрения интересов монархии.
Поэтому, с точки зрения монархии, Людовик XVI считал себя в полном праве бежать. Правда, с точки зрения нации, Друэ считал себя в полном праве его арестовать.
Кстати, его друзья, а наши враги, всячески поощряли несчастного короля. Екатерина II, Екатерина Великая, как писал Дидро; Северная Семирамида, как писал Вольтер; эта немецкая Мессалина, как ее назовет и уже назвала история, — разве Екатерина II, палач Польши, не писала Марии Антуанетте:
«Короли обязаны идти своим путем, не обращая внимания на вопли народа, подобно тому как гиена идет своей дорогой, не обращая внимания на лай собак».
Разве еще с 1783 года король Пруссии не предлагал брату своему Людовику XVI сто тысяч солдат и предоставил их в 1792 году? Мне самому выпала честь сражаться с ними в качестве волонтёра.
Разве Густав III, этот шведский королишка, который, подражая Карлу XII, позволил разбить себя царице Екатерине II, как тот позволил это царю Петру I, и нашел средство перенести на трон Густава Адольфа пороки дома Валуа, — не предлагал королеве подождать ее в Ахене под предлогом пребывания на водах и протянуть ей через границу руку помощи?
И кроме того, разве швед Ферзен — друг, чья преданность королеве, как поговаривали, заходила дальше дружбы, — не был во Франции рядом с Марией Антуанеттой, торопя и подталкивая ее, не взял на себя труд заказать постройку карет и даже послужить кучером, чтобы вывезти королеву из Парижа?
Королева, кстати, была гораздо больше короля заинтересована в том, чтобы покинуть Францию.
Вслушайтесь в тот крик 18 апреля 1791 года, в коем выразилась воля всего народа: «Мы тоже, государь, любим вас, но только вас».
Ведь королеву — в тот день, когда дофиной она появилась на балконе ратуши, она видела у своих ног двести тысяч влюбленных в нее — теперь не только разлюбили, но и возненавидели; в 1789 году ее прозвали «Госпожа Дефицит», в 1792 году прозовут «Госпожа Вето».
Королеву ненавидели все: конституционалисты, республиканцы и эмигранты. Она знала, что граф д'Артуа и граф Прованский ни много ни мало хотят низложить короля, назначить регента, а ее выслать в Австрию или, что гораздо хуже, заточить в монастырь.