Волошский укроп

Бабицкий Стасс

– Что это? – спросил сыщик Ершова. – Стальные шипы?

– Битое стекло. Здесь пару лет назад устроили грандиозную уборку и обнаружили в кабинетах три сотни пустых бутылок, в основном от шампанских вин, купленных в торговом доме Депре, – адъютант мечтательно причмокнул, но тут же одернул себя и продолжал скороговоркой. – Светлейший князь осерчал, приказал разбить их тут же и более в этом доме не злоупотреблять. Потом велел все крупные осколки на стене закрепить, чтоб защита была надежнее. А с другой стороны, чтоб добру не пропадать.

Митя оценил находчивость главы министерства глубокомысленным

«хм-м-м». Мармеладов кивнул, соглашаясь с приятелем. Проникнуть во двор особняка не представлялось легким делом.

Ершов провел их между двух жандармов, охраняющих вход в архив. Те козырнули и вытянулись, выказывая почтение. Впрочем, несколько фальшивое – губы их презрительно кривились, сразу стало понятно, что кавалергарда здесь не уважают.

– Эти двое со мной, к Николаю Павловичу, – поспешил сказать тот высокому господину с красным носом, сидевшему за столом в холле. Тот равнодушно кивнул, не удостоив вошедших даже взглядом.

Широкий коридор второго этажа привел их к двустворчатым дверям орехового дерева с золотой инкрустацией. В ответ на почтительный стук изнутри послышалось недовольное рычание, которое тут же сменилось тяжелым вздохом.

– Черт с вами, входите!

Кабинет тонул в бумагах – отдельные документы и скрепленные углом, пухлые папки с завязками, связки конвертов и разорванные письма, даже какие-то экзотические свитки, – они были везде. На столе, трех стульях, в мягком кресле у окна, на подоконнике и столике для курения. Даже за портрет князя Горчакова заткнуты три депеши.

Император Александр Николаевич взирал на посетителей с другого портрета, висевшего на почетном месте. Строго взирал, недоверчиво. С подобным выражением лица встретил вошедших и хозяин кабинета г-н Игнатьев, глава российского посольства в Османской империи. Этот тоже поначалу сверлил их глазами-буравчиками, но потом улыбнулся и встал навстречу гостям. Несмотря на высокий рост и широкие плечи, дипломат не выглядел грозным или свирепым человеком. Напротив, как только он прятал свой цепкий взгляд, то казался добродушным и простоватым увальнем. Многие могли бы счесть такую простоту признаком излишней наивности. О, как бы ошиблись эти многие! Катастрофически ошиблись бы… Николай Игнатьев слыл умным и тонким политиком, хотя и склонным к рискованным авантюрам. Он ловко ходил по лезвию бритвы и уже одержал ряд блистательных дипломатических побед. Рассорил англичан и французов – союзников в азиатской компании. Убедил китайцев подписать невыгодный договор и отдать России приамурские земли. С недавних пор трудился в Константинополе, что было невероятно опасно, учитывая агрессивные настроения турок.

– Год не был здесь, представьте себе. Третьего дня приехал и погряз в этом мракобесии, – обвел он широким жестом бумажные развалы. – Вынужден разбираться: какие из этих писем еще актуальны, а какие безнадежно устарели.

– Смею полагать, часть корреспонденции уже прибывает устаревшей, расстояния-то в Европе изрядные, – проявил профессиональный интерес почтмейстер.

– Я вам больше скажу, половина всех этих депеш уже через час после отправки устаревает, – сокрушенно покачал головой дипломат. – Время сейчас дикое, безумное, ситуация меняется уже даже не по часам, по минутам. Прибавьте к тому, что часть агентов сообщает недостоверную информацию – кто-то ошибается, других перекупили иноземные разведки… Здесь сам черт ногу сломит!

– Отчего же вы не пригласите помощников? – удивился Митя.

– Секреты, будь они неладны! Строжайшие секреты. Все эти документы требуют только моего личного внимания. Однако же, что это я?! Мы ведь должны обсудить совсем другую историю, – Игнатьев повернулся к адъютанту, – Платон, голубчик, освободите стулья от этого хлама. Да, не стесняйтесь, сваливайте прямо на пол! А вы, господа, не желаете ли чаю?

Кавалергард, успевший подготовить места для гостей, бросился прочь из кабинета. Очевидно, на малейшие намеки начальства здесь было принято реагировать незамедлительно.

– История, которую мы должны обсудить, прескверная. Отвратительная, – Игнатьев снова уселся за стол. Сыщик успел заметить, что в кресле лежали три небольших подушки, видимо, для большего удобства. – Османская империя все никак не успокоится. Со времен Крымской войны, уж сколько лет прошло, а они все сети шпионские плетут.

– Так ведь и мы плетем, – заметил Мармеладов.

– А как же! – улыбнулся в ответ Игнатьев. – Лично вот этими вот руками узелки завязываю… Но мы-то за правое дело. За веру, царя и Отечество.

– А они сербов режут. Наших славянских братьев, крещеных в единой вере! – взорвался Ершов, как раз в этот миг вошедший с чайным подносом.

– Ну-ну, будет, – осадил его дипломат. – Хотя режут, конечно. Святая правда. А мы вмешаться не можем, связаны руки мирным договором. Хотя уже давно пора собрать все славянские народы под одно крыло.

Дипломат выразительно посмотрел на портрет императора. Потом кивнул адъютанту и тот начал разливать чай в маленькие стаканчики необычной формы – стянутые посредине, словно барышня в корсете.

– Но речь-то о другом. Когда турки на Балканах кровь льют, это как бы дело внешнее, тут мы зубами скрипнем, но укусить не сможем. А вот когда в Москве, почитай в самом центре, ребенка крадут – вот тут мы реагировать можем и должны! Ни один мирный договор такого не дозволяет. Шпиона надо поймать, как обычного хитровского лиходея и бросить за решетку. Платон, голубчик, насколько мы приблизились к этой цели?

Кавалергард коротко доложил об утреннем посещении рынка и выявлении подозреваемого. Дипломат согласно кивал, прихлебывая горячий чай из стаканчика. Митя попытался было перенять его манеру, но только обжег пальцы и язык. Мармеладов же к угощению не притронулся, он сидел, положив руки на трость, а сверху пристроив подбородок.

– Большинство турецко подданных в России находится под нашим контролем. Мы их… Как это говорится? Мене, текел, упарсин, – Игнатьев прикусил маленькое рассыпчатое пирожное с блюдца. – Пересчитали, одним словом. Однако есть такие, кто глубоко спрятан до поры, а потом вылезает и вредит.

– Как Мехмет-бей? – Митя, отчаявшийся напиться чаю, отставил подальше стаканчик и заинтересовался разговором.

– Вы правы, этот похититель никогда прежде не состоял у нас на учете. Большое упущение, – Игнатьев стряхнул с усов крошки от печенья и потянулся за новым. – Недоработочка, да-с. Но бывают еще и похуже, натуральные оборотни.