Волошский укроп

Бабицкий Стасс

– Каждый вечер monsieur Шарко или кто-то из его учеников проводил сеансы гипноза. Любого человека из толпы отключали за минуту, в том числе и отъявленных скептиков. С виду это очень просто: доктор делает пассы руками и отдает негромким голосом приказы: «Вы засыпаете! Вы теряете волю! Вы хотите выполнять только то, что прикажет мой голос!» В это время какой-то араб в уголке выстукивает на барабанах восточную мелодию – легонько, кончиками пальцев. Там-тадам-там-там, тадам-там-там… Убаюкивает почище колыбельной. Бывало, что под нее засыпал не только испытуемый, но и еще несколько зрителей из толпы. Их, понятное дело, всегда

успевали подхватить соседи, особенно старались карманники – после такого гипнотического сна можно было очнуться без кошелька.

– А что же, были такие, с которыми не получалось совладать? – с явным интересом спросил Игнатьев. – Вот вы, Родион Романович, наверняка бы не уснули. Рациональный ум отрицает чудеса.

– Я бы не стал даже пробовать свои силы в противостоянии с парижскими докторами. Это не чудеса и не ярмарочные фокусы. Это наука, и французы настолько сильно продвинулись в ее изучении, что могут подвергнуть гипнозу любого. Вера или неверие, мистицизм или рациональность – все это здесь вообще не содержит никакого значения. Молодой врач-невропатолог Йозеф Бабинский, – сын поляков, которые бежали от восстания в Варшаве, прекрасно говорит по-русски, с ним мы общались теснее других… Так вот, Йозеф утверждает, что для погружения в гипноз можно использовать не только голос и ритмическую музыку, но также определенным образом направленный свет, либо нагретый до правильной температуры металл, либо ароматы цветов и трав. Факторов, усыпляющих сознание человека много. Правда, существует еще одна научная школа, в городке Нанси, и тамошние профессора утверждают, что все это мишура и для успеха важен лишь голос гипнотизера. Если он попадает в определенную тональность, все получится. Если нет – увы… Но парижане считают нансийскую школу сборищем бездарей и не воспринимают всерьез.

– Получается, гипноз – это опасное оружие, от которого ни за каким щитом не укрыться?

– Отчего же? Щит, разумеется, есть, – улыбнулся сыщик. – Бабинский научил меня особой методике. Нужно повторять про себя один стишок, тогда гипноз не подействует сразу.

– Чей же это стих? Да Мюссе? Сюлли Прюдома?

– Не могу сказать.

– Неужто и тут секреты? – удивился Игнатьев.

– Нет, просто это уличное творчество. Стишок составлен из отборнейших французских ругательств. Давайте на ухо, разве что…

Даже опытный дипломат, услышав заветную фразу, покраснел и крякнул:

– Однако ж!

Поразмыслив немного над сказанным, г-н Игнатьев все-таки вернулся к прежнему вопросу.

– Давайте проверим, верно ли я понял. Гипноз не подействует сразу, если мысленно браниться. Но рано или поздно сознание любого человека все равно подчинится гипнотизеру. Так?

– В общих чертах, да.

– Почему же тогда вы отрицаете невиновность обер-полицмейстера?! Разве не мог Чылгын кюрт проникнуть в его разум и выведать все тайны против желания?

– Не мог, в том-то и дело! Усыпленного человека нельзя заставить действовать во вред себе. Можно внушить желание ударить вас по голове, – Мармеладов неожиданно замахнулся тростью, заставив дипломата вздрогнуть. – Хотя и здесь не исключена заминка, так что гипнотизер постарается убедить меня, что голова ваша – лишь тыква. Но нельзя заставить бить тростью самого себя. Или шагнуть с крыши. Или признаться в тайных преступлениях, проступках, пороках. Понимаете? Нельзя заставить рассказать секрет государственной важности. Сработает защита и человек тут же выйдет из-под гипноза. Сумеет удержаться в последний миг.

Сыщик опустил трость и продолжил.

– Я сначала не поверил, но во время сеанса это было доказано. Молодая парижанка лаяла и кукарекала, когда это приказывал monsieur Шарко, но как только ей велели раздеться на публике – моментально пришла в себя. Другой случай возник следующим вечером: солидный банкир, пришедший с женой, впал в глубокий транс. Он пел куплеты из водевиля, так разошелся, аж пританцовывать начал. Но как только задали вопрос: «С кем и как часто вы изменяете супруге?» – отключился. Упал в обморок, однако не выдал себя.

– Все равно выдал, – ухмыльнулся Игнатьев. – Раз отключился, значит есть, что скрывать. Жена, небось, трепку устроила?

– Скандал разразился немыслимый, да. Но вы должны понять: для мозга любая опасность равноценна. Отдайте приказ скинуть платье или шагнуть навстречу несущемуся поезду, – не важно! – у человека сразу сработает спасительный инстинкт.

– Прискорбно и прескверно, – подытожил министерский чин.

Снова надвинулось молчание, подобно грозовой туче, закрывающей сразу половину неба. Тишина нарушалась лишь изредка, когда Игнатьев прихлебывал из миниатюрного стаканчика.

– Вы только не подумайте, Родион Романович, что это нарочно для неудобства гостей задумано, – начал оправдываться он, поймав взгляд сыщика. – Я ведь тоже люблю чаевничать по-нашему, от души, с баранками и вареньем. Но нельзя сноровку терять. В Турции все беседы проходят за чаем, а пьют они его из таких вот немыслимых емкостей… Сейчас я распоряжусь, чтобы вам большую чашку принесли. А может быть, отобедать желаете?

Ответить Мармеладов не успел. Второй раз за день дверь распахнулась без стука. Хозяин кабинета и в этот раз никак не откомментировал бестактное вторжение, напротив, обрадовался вошедшим.

– Ну? Добыли? – и тут же, увидев расстроенное лицо почтмейстера, всплеснул руками. – Неужели, неудача?!

Митя подошел к столу и выложил казенный бланк.

– Привез, привез телеграмму. Но зря мы возлагали надежды на эту улику. Это просто заказ на поставку трав и пряностей…

Игнатьев быстро пробежал глазами короткий текст, потом вчитался внимательнее и с тяжким вздохом откинулся в кресле.

– Ваша правда, Дмитрий Федорович… Обычное деловое послание, – он протянул телеграмму Мармеладову. – А вы что думаете?

Сыщик взял бумагу, прочитал содержание молча, но после повторил вслух:

– «

Жду розмарин зпт ваниль зпт корицу Москве тчк Двадцать пять фунтов тчк Мята засохла зпт придется выбросить тчк Использую базилик тчк

». Кому адресована телеграмма?

– А Бог его знает, – ответил почтмейстер. – Чыл-мыл-юрт… Или как там, мать его? Шпион отправил ее в Петербург по срочному тарифу. Сказал там уже ждет поставщик, он и востребует.

– Мы пока ехали обратно, раздумывали как лучше поступить, – включился адъютант с предложением. – Сошлись во мнении, что нужно облаву провести, вокруг Патриарших прудов. Помните, свидетели утверждали, что похититель увел девочку в том направлении, по Петровскому бульвару. И от филера он именно там ускользнул. Место совпадает, надо взять сотню городовых и жандармов, все там обыскать.