Волшебная нить
Шрифт:
Едва он выбрался из забытья и смог сам стоять на ногах, Бронский думал о побеге. Он был очень слаб, и это тяготило более всего. Едва он делал несколько шагов, начиналось головокружение, и приходилось хвататься за столб, чтобы не упасть. Левушка скрипел зубами и чуть не плакал от бессилия. Еще эта проклятая цепь. Однако мучительнее всего было осознавать, что Катя находится в руках разбойника. Не раз, лежа бессонными ночами на соломе, он вспоминал, как Катя кинула что-то Гришке со словами:
– Ты за ним? Вот, забирай!
Выходит, их что-то связывало: его возлюбленную и разбойника? Левушка гнал эту мысль как недостойную, но незаметно опять возвращался к ней. Натурально, он не мог подозревать Катю в чем-то дурном. Но все-таки что значила эта фраза и что Катя отдала Гришке?
Ломая голову над пустяками, Левушка силился не думать о самом страшном. "Господи, - молился он, - сделай так, чтобы ее не мучили, не обижали! Я найду ее! Я освобожу ее!" И если не было рядом нерадивых стражников, он едва не грыз цепь, приковавшую его к месту.
Глаша прибегала всякий день, кормила пленника, чтобы он набирался сил, сообщала нехитрые новости, меняла повязку. Однако Бронский уже тяготился своим положением и жаждал действия. Прикидываться полумертвым делалось все труднее. Девочка видела это и хотела помочь, сделать невозможное: подкараулить стражников в деревне, когда они напьются пьяными, и выкрасть ключ.
– Нет, милая, это опасно. А ну как поймают?
– возражал юноша.
– Ты и без того довольно для меня сделала. Я твой вечный должник. Теперь я сам как-нибудь.
Однажды разбойников не было два дня. За это время Левушка продумал план избавления и подготовился к его исполнению. Морально, по большей части. Разбойники явились в полдень, когда Глаша уже ушла. Они были злые, опухшие от пьянства.
– Ты как хошь, а я ухожу, - говорил тот, который добивался смерти Бронского.
– Что мне до Гришки? Я сам себе хозяин: от барина сбежал, от Гришки не сбегу что ль? Нету мочи сидеть без дела. Один пойду на дорогу.
– Погоди-ка, - усмирял его другой.
– Наш-то, должно быть, помер. Посмотри!
– Сам смотри, - отозвался первый.
– Не люблю я покойников...
Левушка сжался в комок. Он слышал, как один из разбойников зашел в денник, приблизился к нему, низко наклонившись, чтобы лучше рассмотреть. И в этот миг Бронский нанес ему сильный, рассчитанный удар камнем по голове. Разбойник удивленно охнул и свалился как мешок.
– Что там?
– недовольно буркнул первый.
– Не отошел? Так я добью его сейчас!
Он сунулся было в денник, но вдруг его ноги захлестнула цепь, и разбойник грохнулся оземь во весь свой недюжинный рост. Он завозился яростно, силясь встать, но горло его стянула все та же цепь. Левушка душил его, покуда тело мужика не обмякло и не сползло на землю. Тогда он и сам без сил упал на солому. Однако следовало спешить. Преодолевая изрядное головокружение и слабость, Бронский стал шарить по карманам разбойников в поисках ключа. Поиски оказались напрасными. Юноша был близок к отчаянию. Он не мог смириться с тем, что все усилия его прошли даром, и холодел от мысли, что станется с ним, не найди он ключа...
В отчаянии Бронский рванул за ворот мужика, которого ударил камнем. На обнажившейся шее он увидел замусоленный гайтан для нательного креста. Рядом с крестом на веревке висел ржавый ключ. Левушка сорвал гайтан с податливой шеи разбойника, а упавший крестик сунул в карман мужика. Он поспешно отпер замок и с огромным облегчением снял с ноги злосчастную цепь...
3.
Шли дни, а войска все не присылались. Велась переписка, тянулась бумажная волокита. Сергей Львович готов был уже собрать крестьян, чтобы прочесать леса в своем и соседних уездах. Впрочем, именно этим он и занимался все эти тягостные дни. Поиски в лесу продолжались, у дома мельника была устроена засада: там не раз видели разбойников.
Предводитель чувствовал, что теряет власть над собой. Пока с ним была Марья Алексеевна, он обязан был держаться уверенно, быть решительным и деятельным. Теперь же, когда она вопреки уговорам умчалась в свое имение, выдержка изменяла ему. К своему стыду, Сергей Львович стал срываться на ни в чем не повинных людей. Всякая мелочь выводила его из равновесия, он даже кричал, чего с ним никогда не случалось. Дворня сносила все со смирением, понимая, на каком свете теперь их барин. В доме установилось печальное настроение. О Левушке не было никаких известий.
Сергей Львович сожалел об отъезде Маши: с ней ему легче было переносить неизвестность. Мрачные мысли одолевали его все чаще, и не было спасения. Поэтому предводитель обрадовался, когда ему сообщили, что барыня Денисьева пожаловали. Марья Алексеевна вошла в его кабинет стремительной походкой, будто даже бодра и весела.
– Вы что-то узнали?
– с надеждой спросил Сергей Львович, целуя ей нежно руку и усаживая в кресло.
– Моя дочь жива!
– сообщила она, сияя глазами. В своем детском эгоизме она не подумала о Бронском. Ведь если жива Катя, то что с его сыном?
– Вы знаете это наверное?
– спросил он, чувствуя, как боль стискивает сердце.
– Но как?
– Мужик, совсем случайный, незнакомый, донес...
– с запинкой выговорила Денисьева.
Сергей Львович тотчас деловито спросил:
– Какой мужик? Верно, он из шайки Гришки? Его следует непременно допросить.
Марья Алексеевна смутилась, но ответила твердо:
– Я не знаю, кто этот мужик. Случайный, на дороге...
– В каком месте? Отчего он сообщил вам о дочери, он был послан ею?
– напирал Бронский.
– Что-нибудь еще сообщил? О... Левушке?
– тут голос его дрогнул.
Марья Алексеевна опустила глаза и отрицательно качнула головой.
– Я ничего не знаю, - и на глазах ее блеснули слезы.
– Только что Катя жива... Где, с кем, в каком состоянии пребывает... ничего...
От ее бодрости не осталось и следа. Бедная женщина поднялась с кресел, приблизилась к Сергею Львовичу и припала к его груди, словно ища защиты. Бронский нежно обнял ее, и она с удивлением увидела на глазах сурового предводителя дворянства слезы...
Отчего не рассказала ему Марья Алексеевна о кучере? Она завела речь о другом: