Волшебная нить
Шрифт:
Юноша с трудом подавил желание спросить у Натальи Львовны о Кате. Может статься, всезнающая дама слышала что-нибудь о девице Денисьевой, как скоро ей известно о всех уездных делах. Однако он вовремя опомнился, не желая давать пищи для новых сплетен.
– Велите остановить здесь!
– вскинулся Левушка, провожая взглядом нужный поворот к имению Денисьевых.
Однако Наталья Львовна и не думала выпускать из своих цепких рук желанную добычу.
– Нет-нет, и не просите!
– кокетливо махнула она веером.
– Мои девочки мне не простят, если я отпущу вас! Мы ждем подробного рассказа о ваших приключениях. Нет, и не помышляйте, я не отпущу вас, мой юный Ринальдо!
Она пощекотала Левушкин подбородок веером и залилась притворно-жеманным смехом. Бронский понял, что попался в силки. Нет смысла спорить с ветреной дамочкой, надобно доехать до ее имения, а там уж положиться на случай.
Солнце склонилось к закату, повеяло прохладой, набежали легкие тучки, и пролился летний дождь. Когда экипаж подкатил к довольно запущенной, окруженной чахлым садом усадьбе Волковских, уже вновь пели птицы, и воздух был упоительно свеж. Левушка галантно подал даме руку, помогая ей сойти на землю с подножки. Никто не встречал прибывших. Однако в окнах мелькнули удивленные лица и вновь исчезли. Наталья Львовна повела юношу в дом.
Ленивая дворня тотчас проснулась, девки без нужды засуетились, поглядывая с любопытством на молодого гостя. Хозяйка провела его в гостиную, заставленную потертой мебелью с вылезающими пружинами, и оставила дожидаться девиц. Левушка с опаской сел на предложенные кресла и огляделся вокруг. Он досадовал на себя, что позволил Наталье Львовне вовлечь его в ненужную авантюру с поездкой в имение. Как теперь выбираться отсюда?
Взгляд юноши упал на стены, увешанные картинами, писанными, верно, хозяином дома, Юрием Петровичем. Левушка вспомнил, что о Волковском говорили с сожалением: сгубил талант в провинции, среди невежественных помещиков, рисуя портреты соседских дам и барышень.
Внимание Бронского привлекло изображение прелестной молодой женщины, написанной во весь рост, в цветущем саду. Он даже встал, чтобы лучше рассмотреть это чудо. С мраморных плеч юной красавицы струилась узорная турецкая шаль, прикрывающая складки греческой туники, а пепельные волосы были убраны в замысловатый античный узел. От облика прекрасной женщины веяло невыразимым очарованием и счастьем. Левушка засмотрелся на портрет, наслаждаясь чудесной детской улыбкой, лучистыми глазами незнакомки, и на миг забыл, где он находится.
– Право, хороша?
Бронский вздрогнул и обернулся. Перед ним стоял сам художник, Юрий Петрович Волковский, с бутылкой и рюмкой в руках.
– Кто это?
– невольно спросил юноша, очарованный портретом.
– Лизавета Сергеевна Львова, соседка наша. Впрочем, теперь она Мещерская, - с мечтательным вздохом ответил Волковский.
– Чудесная женщина, воплощенная грация, греза поэта...
– Она умерла?
– сочувственно спросил Бронский.
– Нет, отчего же, - покачал головой пьяный художник.
– Но такие женщины не про нас... Жива и здравствует, вполне счастлива во втором замужестве... Дай ей Бог и дальше благоденствовать.
Он грустно усмехнулся, налил вина и выпил.
– Не желаете ли?
– спохватился тотчас, налил снова и протянул Левушке полную рюмку.
Бронский хотел было отказаться, но отчего-то согласно кивнул. Хозяин не мудрствуя лукаво приложился прямо к бутылке, а Левушка осушил рюмку в один присест. Красное вино разошлось теплом по жилам, и Левушка ощутил прилив сил. Юрий Петрович жестом пригласил гостя сесть, и они выпили еще.
Из глубины дома послышались крикливые голоса и сердитые восклицания. Должно быть, Наталья Львовна была чем-то недовольна, сгоняя девиц в гостиную. Бронский отметил брезгливое подергивание губ Волковского, его недовольную гримасу, адресованную, верно, семейству.
– Заарканили вас?
– спросил художник, сделав неопределенное движение рукой в сторону двери.
– Теперь уж нескоро выпустят.
Левушка охмелел, выпив вина на пустой желудок. Ему не понравилось пророчество Волковского. А тот продолжил, пьяно усмехаясь:
– Бегите, юноша, бегите отсюда, покуда вас не пришпилили. Если не хотите превратиться в ничтожество, как я, бегите тотчас! После из этой ловушки вам не выбраться.
Левушка и сам был не прочь поскорее убраться из этого дома.
– Однако это не вполне вежливо...
– пробормотал он в растерянности.
– К тому же мне не на чем ехать...
Волковский посмотрел на него задумчиво. Женские голоса то приближались, то вновь удалялись, слышались приглушенные рыдания, злобная ругань Натальи Львовны. Юрий Петрович вдруг поднялся. Он был бледен и пьян, но вполне еще держался на ногах.
– Идемте!
– распорядился он вдруг и направился к двери.
Выглянув в коридор, Волковский заговорщически подмигнул:
– Еще можно успеть все исправить. За мной!
– И он повел гостя к заднему крыльцу.
Левушке ничего не оставалось, как поспешить за ним. Волковский самолично провел Бронского на конюшню. Не слушая недовольных воплей конюха, оседлал тщедушную клячу и помог Левушке взобраться в седло.
– Гоните что есть духу!
– дал он последний совет.
– Авось, убежите от пошлости и скуки...
Левушка поблагодарил неожиданного помощника и уж было пришпорил клячу, но спохватился:
– А как быть с лошадью?
– Да Бог с ней!
– равнодушно махнул рукой несчастный художник.
Левушка пустился в путь. Он знал, куда ему теперь надобно ехать.
28.
К ночи опять зарядил дождь, и Марье Алексеевне взгрустнулось. Она подошла к окну, посмотрела на унылый сад с поникшими цветами и склонившимися под тяжелыми потоками воды ветвями деревьев. Стемнело. Небо заволокло тучами и сделалось мрачно и холодно. На душе у дамы было тревожно и столь же сумрачно. Она тосковала по дочери и изнывала от одиночества. Катя прислала весточку через Давыдовых: она в Петербурге, гостит у Наташи, просила не тревожиться, скоро вернется.