Волшебная нить
Шрифт:
Ах, как нескладно все в жизни Марьи Алексеевны! Казалось бы, теперь жить да радоваться: от Норова избавилась, в доме воцарился порядок. В имении хозяйничает толковый управляющий, присланный Сергеем Львовичем. Он не беспокоит барыню, о делах отчитывается перед самим предводителем. Откуда ни возьмись и деньги появились. Глядишь, приданое Кате поднаберется со временем. Марья Алексеевна, на попечении которой остался только дом, вновь вернулась к своим романам.
Все идет на лад, устраивается как нельзя лучше. Однако счастья как не было, так и нет. И покуда Левушка томится в остроге, грех и помышлять об этом. Марья Алексеевна вздохнула, задернула занавеси на окне, спустилась в гостиную. Поежившись от холода, она призвала горничную, велела ей зажечь свечи и затопить камин. Сама устроилась в креслах с книгой, но мысли ее блуждали далеко. Нескончаемый шелест дождя за окном усиливал грусть, совладать с которой Марье Алексеевне было не под силу. Не помогали и французские романы.
Все понимая и принимая, она глубоко тосковала по Сереже. Конечно, Бронскому теперь не до любви и не до нее, одинокой, покинутой женщины. Марья Алексеевна признательна ему за помощь в хозяйстве, с нее довольно и того. Но отчего же не спится ей по ночам, отчего тоска следует за ней по пятам, и пусто в ее жизни, пусто?! Теперь, когда бедная женщина познала счастье быть любимой, все сделалось пресным и скучным, когда не было рядом с ней его, ее возлюбленного Сережи...
Слезы невольно навернулись на глаза, и Марья Алексеевна до боли сжала руки, чтобы унять душевную боль. Никчемушная, никому не нужная, не властная даже над своей дочерью, зачем живет она?
– Господи, прости меня!
– прошептала бедняжка, крестясь.
– Грех, грех! Но отчего же все так запутано, так нескладно?
Умом она знала, что нельзя терять надежды, надобно себя занять нужным делом, чтобы не волочиться попусту. Брала расчетные книги, силилась вникнуть в смысл нескончаемого перечня цифр, но ничего не понимала. Бывало, затевала ревизию кладовой, составляла какие-то реестры, но на полдороге бросала. Она знала и то, что без Сережи ей не наполнить души, не испить вновь из блаженного источника чистой радости. Тоска опять гнала бедняжку из кресла, заставляла метаться по комнате, твердя одно и то же:
– Что же делать? Боже мой, что делать?
Не раз уже бедняжка намеревалась, махнув рукой на приличия, поехать в Сосновку к Бронскому, а там будь что будет. Ее останавливало воспоминание о последнем расставании. Сережа казался холодным, безразличным и так легко с ней простился! Сердце подсказывало Марье Алексеевне, что он страдает не меньше, но сын, сын!.. Оставалось только ждать и ждать, хотя неумолимое время отсчитывает последние часы ее женской судьбы. Впереди одинокая старость...
Но что это? Денисьева явственно услышала сквозь монотонный шелест дождя стук копыт по аллее, ведущей к дому. Кто-то едет верхом, спешит. Ужели он? Остановился, голоса... Марья Алексеевна схватила упавшую шаль и устремилась на крыльцо. Туда уже сбежалась дворня, встречая нежданного гостя. Пред дамой предстал измученный, промокший до нитки, с ног до головы обрызганный грязью Левушка Бронский.
– Как, вы здесь? Вас отпустили?
– радостно воскликнула Марья Алексеевна.
– О нет!
– качнул он головой, и радостная улыбка сошла с лица Марьи Алексеевны.
Юноша едва держался на ногах после утомительного путешествия.
– Где Катя?
– поднял он умоляющие глаза к хозяйке дома, замершей на крыльце.
– Я должен ее видеть.
Марье Алексеевне сделалось тревожно.
– Однако вы промокли насквозь!
– воскликнула она, не отвечая на вопрос.
– Скорее в дом, вам надобно переодеться и выпить горячего чаю с малиной!
Марья Алексеевна ласково, но настойчиво уговорила юношу подняться на крыльцо и войти в комнаты.
Не имея сил сопротивляться, он жалобно повторял:
– Где Катя?
29.
Вернувшись домой, Катя не рискнула рассказать Наташе о своих приключениях в маскараде, боясь справедливого гнева подруги. Довольно и того, что она сама избранила себя за глупость и легкомыслие!
Девушка почти не спала ночь. Вернувшись из Павловска, Катя первым делом поднялась в свою комнату и, содрав с себя костюм пажа, сунула его в печку вместе с беретом. Только брошь оставила, чтобы вернуть графине.
– Довольно соблазна! Как я могла!
– шептала она, разжигая огонь и содрогаясь при воспоминании о ласках незнакомца в маскараде.
Потом Катя долго сидела, обхватив колени руками, и смотрела на огонь, пока от бархатных тряпок не осталась лишь кучка пепла. Закрыв заслонку и дверцу печи, она улеглась в постель. Через минуту в дверь постучали. Не дождавшись ответа, в темную комнату заглянула Наташа в чепце и спальной кофточке. Она шепотом спросила:
– Катя, ты спишь?
Девица не ответила, и Наташа тихо удалилась, прикрыв за собой дверь. Однако Катя не спала. Она еще долго размышляла о случившемся. О предстоящем визите к государыне, о Левушке... Только под утро забылась тревожным чутким сном.
Аргамакова приехала утром, в девять часов, бодрая, шумная, как всегда. Она оделась в нарядное светлое платье, вооружилась кружевным зонтиком. Новая шляпка весьма ее освежала и придавала лицу почтенной дамы лукавый и задорный вид.
– Какой вы щеголихой, Марья Власьевна!
– приветствовала ее Наташа и пригласила к чаю.
Поднявшись ни свет ни заря, Катя давно уже напилась чаю и от волнения не находила себе места.
– Что ты, мать, как на иголках сидишь?
– заметила Марья Власьевна.
– Не опоздаем уж, я загодя приехала.
Однако ее слова не возымели действия: Катя не успокоилась. Решалась судьба Левушки, могла ли она не трепетать в ожидании? Наташа, с которой они так и не поговорили, с сочувствием поглядывала на подругу и подбадривала ее, как могла.
Платье для визита подобрали накануне. Изящество и простота наряда, столь ценимые при дворе, прекрасно сочетались с юной прелестью девицы. Как скоро Катя оделась к выходу и показалась дамам, поджидавшим ее в гостиной, Марья Власьевна придирчиво осмотрела девушку с головы до ног, бесцеремонно повертела ее в разные стороны и расплылась в довольной улыбке:
– Годится!
Перед выходом Наташа перекрестила подругу и пожелала ей удачи.
– С Богом!
– скомандовала Аргамакова, и они отправились.
Всю дорогу от Миллионной до Аничкова моста Марья Власьевна учила Катю, как ей вести себя во дворце в присутствии государыни. Катя тряслась и боялась что-нибудь забыть. Она даже не выглянула из окна кареты, чтобы полюбоваться Невским проспектом.
– Нагло-то не смотри, опускай глаза долу!
– поучала Марья Власьевна.
– Скромность девицу украшает. Молчи, покуда тебя не спросят и уж, избави Бог, не перебивай царственную особу!