Волшебный корабль
Шрифт:
Уинтроу решительно расправил плечи. Он вполне догадывался, как они судили о нем. Капитанский отпрыск, неудачный сын-недомерок, отосланный в монастырь, где жрецы Са только и делали, что обучали его вселенской доброте и любви. Уинтроу знал: доброту многие принимали за слабость. А жрецов и жриц Са считали этакими бесполыми простофилями, которые болтались по белу свету, точно гoвна в проруби, сотрясая воздух дурацкими проповедями. Сделаем, дескать, этот мир средоточием миролюбия и красоты, ха!.. К чему это отношение порой приводило, Уинтроу тоже видел. Ему приходилось ухаживать за священниками,
«Ясный голос и бестрепетный взгляд», — сказал он себе. Повесил на руку несчастное одеяло и, бережно ступая, двинулся на ют [33] , где светился единственный зажженный на ночь фонарь.
Там, в круге мутного света, сидели три человека, а между ними на палубе валялись игральные фишки. Обоняния Уинтроу коснулся запах дешевого крепкого пойла. Скверно. Зато и огонек оскорбленного чувства, тлевший в его сердце, вспыхнул ярким пламенем. Он вступил в освещенный круг так смело, словно в него вселился дух почившего деда. Бросил одеяло на палубу и спросил без обиняков:
33
Ют — кормовая часть верхней палубы судна.
— С каких это пор на этом корабле принято напиваться во время ночной вахты?
Трое под фонарем невольно отшатнулись прочь. Потом разглядели, кому принадлежал голос.
— Да это ж всего-навсего мальчишка-святоша, — хмыкнул один из матросов. И вновь опустился на палубу, усаживаясь поудобней.
— Правильно, — ответил юный жрец. — Но я еще и Уинтроу Хэвен, потомок Вестритов. И на борту этого корабля вахтенные не пьют вина и не развлекаются играми. Вахта бдит, и особенно ночью!
Они тяжеловесно и нехотя поднялись, чтобы нависнуть над ним. Трое взрослых, закаленных морем, мускулистых мужчин. У одного хватило совести хотя бы напустить на себя пристыженный вид, но у двоих других выпитое явно отняло последнюю способность к раскаянию.
— Бдит? — нагло переспросил чернобородый верзила. — То бишь мы спокойненько наблюдай, как Кайл прибирает к рукам корабль нашего старика, а его команду заменяет своими дружками? Наблюдай, как выплескивают через борт всю нашу многолетнюю службу — и прах меня побери, если эта служба не была добросовестной!..
Второй поддержал его:
— Мы, значит, молчи себе в тряпочку, пока Хэвен по сути крадет корабль, на котором следовало бы управляться Вестриту? Альтия, конечно, нахальная маленькая соплюха, но она — Вестрит! Вестрит до мозга костей! И этот корабль должен был принадлежать ей, баба она там или не баба!
Пока они говорили, Уинтроу успел придумать не меньше тысячи убедительных возражений. Он выбрал самое по его мнению, доходчивое:
— Не вижу, каким образом это может извинить пьянство на вахте. Нечего сказать, достойный способ почтить память Ефрона Вестрита!
Это последнее, похоже, возымело на
— На самом деле вахтенный — один я, и я, честное слово, не пил. А они просто сидели тут со мной и разговаривали, чтобы я не скучал.
Уинтроу не нашелся, что на это ответить, и лишь серьезно кивнул. Потом увидел у себя под ногами одеяло и вспомнил, зачем, собственно, сюда пришел. Он спросил:
— А где найти второго помощника? Торка?
Чернобородый неприязненно хмыкнул:
— Ему сейчас не до тебя. Он очень занят: перетаскивает свои вещички в каюту, откуда намедни выкинули Альтию.
Уинтроу снова кивнул и никак не выразил своего мнения. Лишь добавил как бы в пространство, ни к кому в отдельности не обращаясь:
— Я также полагал, что, когда буду подниматься на борт, вахтенный меня окликнет. Хотя бы мы и стояли в своей родной гавани.
Вахтенный странно на него посмотрел.
— Но ведь корабль-то теперь оживший. И он точно даст знать, ежели кто чужой на борт полезет.
— А ты уверен, что она знает, что ей следует делать, если она заметит чужого? Ей кто-нибудь объяснил?
Теперь вахтенный смотрел на него как на недоумка:
— Каким образом она может НЕ знать?… К ней ведь перешло все, что смыслили в морских порядках и сам капитан Вестрит, и его отец с бабкой. Все, что знали они, знает и она! — Поглядев в сторону, он тряхнул головой и заметил: — Я-то думал, все Вестриты здорово кумекают в живых кораблях…
— Спасибо, — сказал Уинтроу, пропустив последнее замечание матроса мимо ушей. — Я пойду искать Торка. Доброй тебе вахты.
Поднял треклятое одеяло и медленно, осторожно покинул круг света, стараясь приучить глаза к темноте. Добравшись до прежней каюты Альтии, он увидел, что дверь не была плотно прикрыта — наружу пробивалась полоса света. Ящики с вещами, которые она не успела отправить на берег, были бесцеремонно отодвинуты в сторону, а новый обитатель самым деловым образом расставлял и раскладывал свои собственные пожитки.
Уинтроу постучал в приоткрытую дверь… Торк вздрогнул и обернулся, вид у него на мгновение стал почти виноватый. «Пустяк, а приятно…» — посетила Уинтроу греховная мысль. Он постарался прогнать ее. Не больно-то получилось.
— Чего еще? — рявкнул помощник.
— Отец велел мне найти тебя и попросить одеяло… — спокойно начал Уинтроу.
— А в руках у тебя разве не одеяло? — Теперь забавлялся уже Торк. — Или оно недостаточно хорошо для мальчика из монастыря?
Уинтроу выпустил одеяло из пальцев.
— Так не пойдет, — сказал он. — Оно грязное. Я бы слова не сказал, будь оно заплатанным или потертым. Но никому не следует терпеть грязь, если можно этого избежать.
Торк даже не посмотрел на одеяло.
— Если грязное — возьми да выстирай.
И отвернулся, желая показать, что разговор кончен. Уинтроу, впрочем, нимало не смутился.
— Выстирать нетрудно, — ответил он вежливо, — но ты, верно, согласишься, что высохнуть оно не успеет. Я же просто прошу тебя выполнить приказ моего отца. Я пришел на борт посреди ночи, и мне требуется одеяло.