Воля дороже свободы
Шрифт:
– Я тоже, – пробормотал Кат. – Ладно.
Он подобрал валявшуюся рядом длинную корягу и надавил её концом на камень. Тот едва заметно подался под нажимом.
Больше ничего не произошло.
– Сломалось, что ли? – спросил Кат. – Всё равно не видать этот твой аппарат.
– Терпение, – отозвался Бен. – Управляющий модуль сейчас снизится. Полезай на кабину геликоптера.
Кат повиновался. Ржавые листы металла в чешуйках краски загудели от его шагов, одно из стёкол прогнулось и покрылось веером трещин.
– Готово, – сообщил он. – Дальше что?
– Повернись
Встав, как было велено, Кат потянулся вверх. Рука упёрлась в какой-то предмет – судя по ощущениям, металлический.
– Нащупал что-то, – сказал он. – Вроде железной коробки.
– Её надо открыть, – сказал Бен. – Открывается просто, поворотом ручки. Ручка справа. Внутри – контрольная панель. Визуальные эффекты настроены на меня одного, ты ничего не увидишь. Но схема расположения клавиш элементарная. Цифры, в три ряда. Надо будет набрать код…
– Не гони, – пропыхтел Кат, обшаривая невидимую коробку. Что-то попалось под руку. Он ухватился, повернул, услышал скрежет. Тотчас же нечто твёрдое больно стукнуло его в лоб.
– М-мать, – сказал он.
– Крышка откинулась? – уточнил Бен.
– Ещё как.
– Ищи клавиатуру, – напомнил Бен. – Трёхрядная.
Кат, точно слепой, огладил кончиками пальцев внутренности коробки.
– Кнопки какие-то, – сказал он.
– Слева вверху единица, справа внизу девятка. Нуля нет. Код – один шесть один восемь.
Кат повозился, тыкая в кнопки. Сначала ничего не вышло, на второй раз – тоже.
А затем над островом пронёсся порыв ветра.
И сверкающие грани в воздухе исчезли.
– Готово, – Кат спрыгнул с кабины на землю. – Купол отключился. Пора к батьке с мамкой.
Но идти никуда не пришлось.
Сперва Кату показалось, что начался снегопад. Показалось лишь на миг: снежинки плясали в воздухе, сверкали, только притом были совершенно чёрными. Тогда он решил, что исчезновение купола вызвало пожар или взрыв, вроде того, который был на Вельте, и снег – никакой не снег, а пепел. Но чёрные частицы, как живые, закружили вокруг Ката по спирали. Стали заметны короткие шлейфы, что тянулись за ними следом. Он подставил руку; отороченная шлейфом точка легла на рукав, мерцая по-звёздному – угольная чернота разгоралась и затухала.
– Это же Демьян Кат! – послышалось сверху. – Вижу, у тебя всё получилось.
Кат поднял глаза. С пригорка неторопливо спускался бог, который просил называть его Джоном. На нём была уже знакомая линялая рубаха, домотканые штаны и стоптанные ботинки. В пальцах дымилась впечатляющих размеров самокрутка. Шляпа болталась на тесёмке за спиной, жёлтая, круглая, и казалось, что Джон носит с собой собственное небольшое солнце.
Кат шагнул вперёд. Они обменялись рукопожатием. У бога была крепкая ладонь, вся в мозолях из-за крестьянской работы. Дым от самокрутки шёл ядрёный – совсем не то, что от папирос Ады.
– Ну и здоровенный ты парень! – вблизи Джон оказался на голову ниже, глядел снизу вверх. – В прошлый раз не так заметно было.
Чёрные звёзды вдруг куда-то исчезли. Тревожно и тоскливо, будто прощаясь, крикнула в небе
– Очень жаль твоих друзей, – сказал он. – Соболезную.
Кат неуверенно кивнул. «Знает?.. Ну да, он ведь рассказывал. Всякое может».
Джон потёр лоб, словно что-то забыл и пытался вспомнить.
– За двести лет и не такому научишься, – сказал он. – Особенно, когда больше нечего делать…
Он прикрыл глаза.
– Покой тебе, Бенни. Давно не виделись, сын.
Кат не услышал ответа. Но, видно, ему и не положено было слышать.
– Могу, – сказал Джон спустя пару секунд таким голосом, что у Ката мурашки побежали по спине. – Ещё как могу. Ты даже не представляешь, что я теперь умею. А ну-ка вылезай.
В следующее мгновение Кат решил, что пришла, наконец, его смерть. Вселенная принялась выворачиваться наизнанку, расползаться по швам. То, что было вверху, стало тем, что внизу, раскалилось, взорвалось, сгустилось в целое и опять растворилось без остатка. Время потеряло дорогу и обратило ход в стороны. Вчерашний день восстал против завтрашнего, прошлое проникло в настоящее и отравило его. Осталось одно уцелевшее мгновение. В этом мгновении собрались люди, родившиеся от самого начала человечества. И все они были единым существом: Демьяном Катом. А он был каждым из них – и одновременно чем-то гораздо большим. Он знал, смел, хотел, молчал. Воздух носил его во чреве, земля отделялась от огня, тонкое отделялось от плотного, постоянное становилось летучим, и всё это было…
…Невыносимо.
«Дуй, ветер буйный, свей росу медвяную, – Кат хватался за слова Маркела, чтобы не пропасть окончательно. – Пойду из дверей в двери, из ворот в ворота, выйду в чистое поле, на вольную волю. Воля мне, свобода, дивная дорога. Волен я век повеки, отныне довеки».
С последним словом мир стал прежним.
Светило солнце, покачивались листья пальм. Океан неторопливо рокотал, гладил огромными руками песок на берегу. Время тронулось с места, земля вернула себе вес, пустота заполнилась.
Всё было, как раньше.
– Ну, драть-колотить, – только и сказал Кат.
А потом заметил, что мир немного изменился.
Рядом с Джоном стояла тёмная фигура, сотканная из мерцающих, снующих, мельтешащих частиц.
– Наконец-то пригодились для настоящего дела, – сказал Джон.
Фигура была очень знакомой. Кат вгляделся. Узнал.
– Стало быть, твой сын больше не у меня в голове, – проговорил он. – Отрадно.
Джон затянулся окурком самокрутки и, бросив, припечатал каблуком.
– Нужно было какое-то вместилище, – сказал он. – На Батиме Бен мог вселяться в кого угодно. Но там он оставался привязанным к планете. Потом ты привязал его к себе. Вне твоего тела он бы не выжил. Так что пришлось его извлечь и пересадить… вот в это.
Составленный из частиц Бен дёрнулся, словно пытался не то улететь, не то убежать.
– Э, нет, – сказал Джон. – Резвый какой.
Бен потерял человеческое подобие, вытянулся в длинное веретено. Частицы разом сверкнули, будто вскрикнули – беззвучно, но отчаянно.