Воля дороже свободы
Шрифт:
Кату вдруг показалось, что рядом стоит Джил. Но, обернувшись, он увидел её вдали на склоне холма – стройную фигуру в сером и тёмное облако вокруг.
Джон меж тем легко вскочил на кабину.
– Один шесть один восемь, – пробормотал он, нащупывая невидимые кнопки. – Ишь, затейник…
Над островом сверкнула беззвучная молния. Повеяло ветром. Кат подался назад, силясь разглядеть призрачные грани восстановленного купола.
– Так-то надёжнее, – Джон спрыгнул с геликоптера и встал рядом. – Даже если что и задумает, никуда не денется.
–
Джон усмехнулся:
– Бен теперь состоит из пустоты. Парцелы нематериальны. Всё, что он может – менять форму да общаться. И то – телепатически. И потом, Джил в случае чего сумеет за себя постоять. Уж поверь.
Кат кивнул.
– Ну что, готов? – спросил Джон.
В кармане плаща лежал пучок травы, сорванный на вельтской пустоши. Раскрошившийся, с сухой землёй пополам.
– Мне надо сосчитать до ста, – сказал Кат. «Солнце, солнце…»
Воздух заполонили крошечные чёрные кометы с пепельными хвостами. Джон протянул руку:
– Не обязательно.
Он смотрел, всё так же прищурившись – крепко сбитый, немолодой мужчина с проседью в давно не стриженных, падавших на лоб волосах. Кат гадал: улыбается Джон, или просто так сложились углы губ? И стоит ли доверия эта улыбка?
– Хватайся, – сказал Джон. – Сэкономишь энергию.
Вокруг появлялись новые и новые парцелы. Они отбрасывали на землю размытую бледную тень.
– А якорь? – спросил Кат.
– Вельт остался в твоей памяти, – объяснил Джон. – Его там столько, что лучшего якоря мне и желать нельзя. Давай лапу, и поехали.
Кат сжал его руку.
Парцелы встали сплошной стеной, небо исчезло, свет померк.
И тут же опять стало солнечно, но уже совершенно иначе. Пахнуло горячим ветром, будто открылась дверца гигантской духовки. Небосвод выцвел, раздался вширь и вверх, повис, раскалённый, над макушкой. Ноги увязли в песке.
– Давно здесь не был, – сказал Джон, нахлобучивая шляпу на лоб. – Ох и жарища!
Он сжал губы, повёл носом, как гончая. Повернулся вокруг себя. Указал на ближайшую дюну:
– Нам туда.
«Вот бы и мне так, – подумал Кат. – Легко и сразу».
Солнце жарило исступлённо, давило зноем на плечи и спину, подталкивало в нужном направлении. Джон шёл чуть враскачку, не глядя по сторонам. Кат машинально накинул плащ: сказалась привычка. Но тут же и снял – мгновенно взмокнув и оттого вспомнив, что ткань больше не охлаждает.
Взобравшись на вершину дюны, Джон полной грудью вдохнул нагретый воздух.
– Гиблое место, – сказал он. – Однако, признаться, я по нему скучал. Тюрьма – она и в раю тюрьма… Ну, выход здесь. Пойдём.
Хвостатые крупинки закружились вихрем, чёрная воронка выросла, сжалась, заслонила палящий зенит. Кат невольно закрыл глаза – а, открыв, не сразу понял, куда его забросило.
Пустошь обратилась в луг.
Всюду, куда ни глянь, колыхалось на ветру разнотравье. Яркая зелень с частыми
Кат осматривался – веря и в то же время не веря, думая, что зря, пожалуй, понадеялся на помощь Джона, что надёжнее было бы идти на Вельт по старинке, в одиночку. Но потом заметил рощу. Она стояла такая же, как и прежде – обгорелая, посечённая осколками, прореженная ударными волнами. Словно памятник погибшим, только без имён и лозунгов.
А на западе, в том самом месте, куда пришёлся центр взрыва, возвышалось раскидистое дерево. До него было не больше версты.
Джон присвистнул:
– Это же песчаный виноград! Ничего себе вымахал. Интересно, почему…
«Действительно, похож, – подумал Кат. – Листья такие же. Только без щупальцев».
– Когда я отсюда уходил, – проговорил он, – оставалась только голая земля.
Джон сдвинул шляпу на затылок.
– Сейчас посмотрим, что здесь и как, – сказал он.
Взметнулись вверх сверкающие точки. Их было много, очень много: рой парцел разрастался на глазах, бурлил в небе грозовой тучей. Став непомерно громадной, туча лопнула – пугающе беззвучно, выстрелив во все стороны прямыми остроконечными лучами, составленными из летящих с бешеной скоростью частиц. Лучи разделили небо на равные доли: пустошь словно бы накрыло великанское стекло, расчерченное проходящими через центр прямыми. И в середине этой фигуры стоял Джон. Молчал. Прислушивался. Ждал.
Кат тоже ждал. Больше ничего не оставалось.
Полевые цветы пахли мёдом и сеном. Вдали на ветру серебрились листья песчаного винограда, ставшего огромным деревом. Было тепло, но не жарко; Кат снял очки и спрятал в футляр.
Спустя несколько минут тёмные лучи в небе пропали.
– Чувствую нечто странное, – произнёс Джон и указал в сторону дерева, где клубились туманной стайкой последние оставшиеся парцелы. – Там. Пойдём глянем.
Они зашагали по лугу. Кат набросил плащ, чтобы освободить руки – вдруг начнётся драка или ещё что. Но Джон шёл спокойно и, судя по всему, дурных сюрпризов не ждал.
Чем ближе становилось дерево, тем лучше его удавалось рассмотреть. Собранные в пышные пучки розетчатые листья. Сине-зелёные бутоны, готовые вот-вот распуститься. Извилистые ветки, похожие на замершие, обездвиженные конечности живого существа. Толстый, двух аршинов в поперечнике ствол, составленный из сотен перекрученных, сросшихся лоз.
«Если вздумает на нас поохотиться – костей не соберём, – думал Кат, искоса поглядывая на Джона. – Он-то, может, и выпутается, а вот мне крышка».
Но исполинский виноград не собирался охотиться. Он стоял, шумел, слегка покачивался под порывами ветра – то есть, вёл себя как обычное дерево, словно и не вырос в чистом поле за двое неполных суток.