Воля вольная

Ремизов Виктор Владимирович

— Во-он откуда сползли, — показал Семен, задирая голову наверх, на такую вроде и недалекую отсюда черную каменистую гривку на снежном хребте.

Небо темнело. Вокруг рос старый тополевый лес, и оттого казалось, что тут внизу почти ночь.

— Вы что, все время так ездите? — Андрей от усталости, даже улыбаться не мог.

Семихватский повернулся к нему. Потом осмотрел задумчиво свои ладони с содранными мозолями и ничего не ответил.

— Это что? — показал Семен серую затеску на тополе.

Васька полез из кабины. Довольно широкий путик тянулся

подножьем сопки. Васька прошелся по нему, и возвращался уже бегом, благодаря Бога, свою везуху и предков, давших ему такое чутье. Васька считал, что в тайге он, сибиряк Бог знает в каком поколении, не пропадет никогда. Он снова не боялся ее. Влез в кабину.

— Молодца! — зыркнул на Семена, и, довольный, посунул рычаги вперед, добавляя газу и выбираясь из ручья на заснеженный берег.

— Куда теперь? — спросил Андрей.

— Сегодня в зимовье выспимся, как люди. — Настроение у Семихватского стояло столбком. — Водченки, что ли, достали б, едем сушняком.

Тяпнули без закуси. За окнами уже едва видно было. Семихватский включил фары. Тягач с трудом вписывался, давил углы буранной просеки, подминая под себя подрост и валя небольшие деревья. Тайга таинственная и страшноватая в несильном желтоватом свете расступалась под напором мощного железа.

— А я, дурак, из-за какой-то икры поехал! — Андрей зачарованно смотрел вперед. — Не, ей-Богу, я ничего такого никогда не видел.

Тягач, в очередной раз перевалив ручей, ревя, взобрался на бугорок и, клюнув носом, остановился. Впереди чернело сгоревшее зимовье. Капитан спрыгнул на грязный закопченный снег, достал из-за сиденья Калашникова и надел на плечо. Неприятно пахло свежими головешками, будто там кто сгорел. Принюхиваясь, обошел поляну, луч сильного фонаря искал что-то, полз по обугленным бревнам, остановился на кругляке сковородки, черном смятом ведре, в другом месте, придавленная недогоревшим бревном, блеснула белым почему-то боком кастрюля. Семихватский тронул ее ногой — с гвоздями… Лабаз, устроенный меж двух деревьев, был целый. Приставил лестницу.

— Сгоняй, кто-нибудь…

Андрей бесстрашно полетел наверх. Лестница под ним шаталась и скрипела.

— Нет ничего, — крикнул, глядя на них и не спускаясь.

Семихватский стоял, наморщив лоб.

— А здесь больше нет зимовья? — спросил Семен.

Капитан покачал головой и пошел вперед по тропе, светя фонарем под ноги.

— Что-то тут не так! Он не знает, что делает! — заговорил Семен, понижая голос.

— Ну, похоже, на пределе живет… он не все нам говорит! — согласился Андрей. — Хрен знает, куда уже заперлись…

Растерянно глядели друг на друга. Из темноты, с другой стороны сгоревшего зимовья показался фонарь капитана.

— Сожгли или само сгорело? — спросил Андрей.

Капитан ничего не ответил, еще потоптался перед входом, разглядывая снег под фонарем. Следов не было нигде, никто не подходил и не подъезжал к избушке.

— Ладно, сюда не ходите, не топчите ничего.

Переехали на небольшую поляну на другом берегу. Там лежало несколько бревен, часть были попилены и сложены

в высокую поленницу. Костер запалили, съели банку тушенки, полбулки хлеба и два мятых плавленых сырка, которые нашлись в вещмешке Семихватского. Голода только прибавилось.

Капитан с фонарем сходил вдоль ручья, поискал золотой корень, но не нашел. Кустики, что принес для заварки, повертел в руках и, сомневаясь, выбросил. Кипятку попили. Капитан водку пить не стал, даже не вспомнил о ней, видно было, что напряжен. Прислушивался к тайге, иногда поднимал голову и глядел внимательно. Автомат рядом держал.

Потом снова ушел в ночь. Костер освещал поляну, обрывчик противоположного бережка, со свисающими светлыми корнями, стволы старого тополевого леса, распахнутую дверь их будки. Семен встал, заглянул в нее и, пошарив в темноте, вернулся с бутылкой. Налил в кружки и, склонившись к корешу, сказал негромко:

— Сомневаюсь я, что он его возьмет… Ни еды, ни солярки… Едем куда-то… А что, если он какую-то поганку затевает?

— Да ладно… — Андрей посмотрел в темноту, в ту сторону, куда ушел капитан. — Не парься!

Семихватского не было минут двадцать. Парни выпили и слегка закисли, молча сидели, думая каждый о своем и прислушиваясь к ночной тайге. Ветер гулял в ветвях тополей, Андрею все казалось, что сзади кто-то ходит и он оборачивался напряженно. Капитан появился из-за тягача, откуда его не ждали, подошел, сел устало на бревно. Полез за куревом.

— А что за человек, этот охотник? — спросил Семен почти строго.

— Человек и человек… Вот зимовье свое спалил…

— Вы думаете, это он? — Андрей тревожно посмотрел на капитана.

— Тут нет больше никого. Он, да мы… Чтобы нам спать негде было…

— А вы, когда собирались жечь его зимовья? Почему вам можно, а ему нельзя? Это же его зимовье, в конце концов… — Семен смотрел прямо в глаза капитану.

— Я собирался? — нахмурился Семихватский и отвернулся в костер.

— Ну, да, чтобы он пришел сдаваться. Теперь не придет? — Семен говорил почти задиристо.

Андрей пихнул его коленом. Капитан не ответил. Глянул только тяжело и потянулся за угольком, прикурить.

— Вы не будете? — Андрей вытянул бутылку из-за бревна.

— Налей…

Молчали. Огонь взвихривался, рассыпая искры в черноту. Ветер метался в корявых тополевых вершинах. Ручей, развороченный тягачом, зализывал раны, всхлипывал, жаловался на одинокую жизнь. Ночь была черна.

— Если со мной что-то случится, спутниковый телефон в вещмешке найдете. Пин-код — четыре семерки.

— А что может случиться? — спросил Андрей, быстро глянув на капитана.

— Кирпич на голову упадет…

В остывающем моторе тягача что-то металлически клацнуло, парни испуганно обернулись в темноту.

— Он может выстрелить? — тихо спросил Андрей, поворачиваясь обратно. — Нас же сейчас видно, а его нет…

— Не может. — Капитан мотнул головой.

— Почему?

— Он не идиот.

— Но зимовье-то спалил!

— Зимовье сжечь — не человека убить.

— А вы убивали?