Вопреки всему
Шрифт:
Ошеломленный Эш отвалился на спинку стула.
— Твоя мать собирается объехать весь мир?
— Она намерена это сделать.
— На воздушном шаре? Или как?
— Не поняла.
— Твоя мать собирается в кругосветное путешествие. Когда я упомянул о воздушном шаре, то имел в виду, что она может уцепиться за конец стропа в надежде, что ветер пронесет ее по всему миру.
— Ты не видел моей матери.
— Ни разу, — признал он. — Но я знаю тебя, а ты должна была унаследовать от кого-то свои качества.
Луиза хотела рассердиться, но не смогла.
— Я должна тебе сообщить, что мне светит многообещающая карьера в области музыкальной индустрии.
— Правда?
— Правда.
— Я завидую твоему ребенку, Луиза, — сердечно произнес Эш. — Чего бы это тебе ни стоило, ты будешь замечательной матерью.
— Ты это серьезно?
— Как нельзя более.
Луиза преисполнилась гордости при этой мысли.
— Спасибо тебе. — Она просияла благодарной улыбкой. — Это самое лучшее из всего, что мне в жизни говорили.
— Не стоит благодарности. — Эш взял кружку и допил чай. Задумался на минуту, потом отодвинул от себя кружку. — Ладно, мне пора.
— Но ты даже не рассказал мне, чем занимаешься. — Луиза протянула к нему руку, но тут же неловко ее убрала. — Я имею в виду, что ты говорил, будто тебе теперь недолго ходить в центр по трудоустройству.
— Пока у меня нет ничего реального.
— Пожалуйста, продолжай.
— Ладно, я просто над очень многим задумался. Решил быть откровенным с самим собой. Это было после того последнего выступления. — Если бы Луиза не знала его в достаточной мере, то подумала бы, что он покраснел. — Все дело в боязни сцены.
— Боязни сцены?
— Да. Я не исполнитель. — Он поиграл ручкой кружки. — Если быть честным, то именно поэтому я боролся с оркестром. Именно поэтому я все время боролся с музыкой. Я не герой подмостков. Не тот, кто без страха выходит на сцену перед публикой.
— Я понимаю.
Луиза вспомнила его учеников, обуреваемых страхом, когда он должен был играть в пабе. Он тоже был в страхе, но справился с собой и продемонстрировал фантастическое исполнение.
— Я знаю, о чем ты думаешь, — сказал Эш. — Я был на высоте положения на сцене единственный раз.
— По-моему, ты был изумителен.
— Но это было жалко. Я это ненавидел. Как ненавидел, играя в большом оркестре.
— Эш, ты не можешь бросить музыку. Ты очень талантлив.
— Я и не собираюсь ее бросать. Думаю получить профессиональную квалификацию и преподавать в школах. В таких школах, где я в самом деле смогу творить добро. Где смогу просвещать детей, ни разу в жизни не слышавших голоса скрипки. Где смогу внести в их жизнь нечто хорошее.
Луиза опустила подбородок в ладони, завороженная его словами. Эш отвел от нее глаза.
— Я становлюсь тошнотворным.
— Я не Карен, — храбро заявила Луиза и смогла выдержать его взгляд, когда он снова повернулся
— Я знаю, что ты не Карен. Не это я имел в виду. Тебя я считаю единственным человеком, который в состоянии понять меня.
Он поворочался на стуле и запустил руку в волосы, всячески теребя их. Когда он закончил свои манипуляции, то стал похож на викинга с двумя светло-коричневыми рогами на голове.
— Я желаю тебе удачи, Эш. И завидую твоим детям.
— Каким детям?
— Которых ты собираешься обучать. — Она ласково похлопала его по руке. — Разве что тебе известны и какие-то другие.
Он безудержно расхохотался, и Луиза вдруг почувствовала себя счастливой.
— Итак! — Луиза застегнула пальто, готовая встретиться с уличным холодом. — Надо заплатить за эту изысканную трапезу. Кажется, мы оба получили от нее немало.
— Да, и мне надо уходить. У меня сегодня поздние занятия с учеником.
Они расплатились у стойки и вышли. Дверь за ними захлопнулась. Луиза потопала ногами, готовясь идти домой пешком, и посмотрела на небо. Она сказала матери, что в Лондоне они не видят неба, но сейчас она его видела — серебряную полоску высоко над линией темных домов вдоль дороги. Мягкая холодная снежинка приземлилась ей на нос. Луиза смахнула ее пальцем.
— Кажется, у нас будет белое Рождество [48] .
— Во всяком случае, мы можем хоть помечтать об этом.
48
В Англии снег на Рождество выпадает далеко не всегда; когда это случается, Рождество называют белым.
Луиза достала из карманов перчатки и надела их.
— Всего, — сказала она.
— Всего, — словно эхо повторил Эш и вдруг заключил ее в объятия. Луиза затаила дыхание, когда он прижал ее к себе. Потом он отпустил ее. Стоял, потирая руки. — Удачи тебе, Луиза. Я очень рад, что встретил тебя.
— Да, и я тоже. Хочу поблагодарить тебя за все, что ты для меня сделал. Ты был очень добр ко мне.
— Пустое. На самом деле это… — Он сошел на мостовую, уже уходя от Луизы, и сделал несколько шагов. — Ничего. До свидания.
Луиза посмотрела ему вслед. Она думала уйти первой, но вышло иначе. Эш пробирался сквозь небольшую толпу уличных торговцев. Луиза быстро повернулась на каблуках и двинулась своей дорогой.
Сначала она зашагала очень быстро, но ей попадалось очень много встречных. Луиза замедлила шаги, а потом и вовсе остановилась. Ей не следует вот так нестись по вечернему Илингу. Она должна думать о ребенке, да и у нее самой есть о чем пораскинуть мозгами.
Луиза смотрела на пестрые комбинации рождественских лампочек и ватный снег в витринах магазинов. Недолгий приступ недовольства овладел ею, но тотчас прошел. Эш — замечательный человек. И всегда таким будет. У него есть ее номер телефона, и у нее тоже есть его номер. У них нет причин чуждаться друг друга. С чего бы? Она вскоре позвонит ему.