Вопреки
Шрифт:
— Это здесь, — закончил показывать дорогу Макс и, обернувшись, заявил: — Дамы, мы приехали.
Дом — тоже в стиле хай-тек — был Насте незнаком. Мало того, все окна были тёмными. Только в холле свет лился из двух дежурных бра.
— Дальше мы не пойдём, — сказал Макс, заведя Настю в дом, и улыбнулся. — Поднимись на второй этаж, там увидишь, куда идти. Не заблудишься. Приятной и жаркой ночи тебе, сестрёнка.
Настя залилась краской и сразу отвернулась к лестнице. Сначала услышала, как сзади прошуршали, закрываясь, двери, а потом музыку. Необычную. Играл патефон.
Она
Сердце ощутимо стучало в груди, но как только Настя узнала музыку военных лет, выбило дробь. Медленно, шаг за шагом, она приближалась к двери и, наконец, дотронувшись до неё, бесшумно открыла.
Осмотрела спальню с огромным панорамным окном, выходящим на слегка освещённый и от этого выглядевший таинственным парк. Повеяло ароматом цветущих растений, смешанном на лёгком запахе горящих свечей. Их мерцало несколько в разных местах комнаты, которую освещали ещё и лучи от парковых светильников. Музыку было слышно, но лишь лёгким фоном.
У окна Настя заметила мужскую фигуру. Стас, видимо, стоял в глубокой задумчивости, заложив руки в карманы брюк.
Вздрогнул. Обернулся, и у Насти перехватило дух. Стас был одет в военную форму… точь-в-точь.
— Пришла, — прошептал он.
Они замерли напротив друг друга.
Стас поднял руку и невесомо погладил по её непослушной прядке волос у виска. И даже не прошептал, а выдохнул:
— Солнышко моё тёплое…
Настя вздрогнула, всё поняв.
«Он видел этот сон…»
— Замёрзла?
— Нет… — прошептала она еле слышно.
— Волнуешься?
— Да…
Подняв руку, она приложила ладонь к его груди. И нащупала кулон.
— Тот самый…
— И у тебя тот самый…
— И мы те самые…
— Да…
И коснулся поцелуем её губ.
А потом, продолжая целовать, он прокручивал её, словно в вальсе, под доносившиеся звуки патефона и, приближаясь то к одной свече, то к другой, гасил пальцами огонь. Невероятно, но она в это время слышала не только звуки патефона, а множество голосов за стеной: Танечки, Машеньки, Петровича, вечно серьёзного хирурга Анисина, Павла… ещё живых… Они переговаривались, пели частушки, смеялись, радовались, будто не было войны. Будто не было разрыва времён. А видела Настя те самые стены той самой спальни…
Очнулась. Голоса из прошлого замолкли, а они стояли уже у кровати.
Стас медленно поднял руки и за плечи развернул её. Поцеловал в шею, и Настя, чуть поежившись, склонила к плечу голову. Улыбнулась щекотке, такой же, как тогда, много лет назад.
— Не оборачивайся.
И стал расстёгивать целый ряд пуговиц, пришитых на её платье почти вплотную друг к другу. Медленно. После каждых пяти наклонялся и целовал очередной открывшийся участочек спины, пока не увидел, что чуть ниже она спрятана под шёлковой сорочкой.
А Настя, прикрыв глаза, ощущала то губы Стаса, то Константина. В голове смешались две реальности, и разбираться, где есть что, ей совсем не хотелось. Она просто наслаждалась этим смешением, этим сопряжением двух эпох, прошитых одной любовью…
Расправившись
— Солнышко моё тёплое…
С манжетами Стас разобрался быстрее и ладоням Насти досталось по поцелую. Он поднял руки на её плечи и стал медленно спускать платье вниз.
И вновь Константин перед глазами, и звуки патефона… Её руки метнулись к груди, задерживая платье.
— Настя, посмотри на меня.
Она заглянула в синие глаза.
— Опусти руки, солнышко…
И она послушно опустила, как и когда-то Катя. Платье скользнуло к ногам, и она осталась в сорочке на тонких бретельках.
— Больше нижнего белья нет, — чуть рвано прошептала она и ещё больше залилась краской. То же самое она тогда сказала Косте…
Поддерживая её голову за затылок, Стас поцеловал мягкие, слегка подрагивающие губы, а потом, не выпуская их из поцелуя, стал вынимать шпильки из причёски, бросая их на пол. И те позвякивали своими тонкими тельцами… Почти так же, как тогда… Поцелуй не закончился, пока её волосы не развернулись и не рухнули на спину.
Они оба замерли, освещённые светом из окна. Глаза в глаза, в которых плавной волной нарастала страсть. Форма со Стаса слетела значительно быстрее…
— А теперь надо проверить, мягко ли нам постелили, — раздался чуть хрипловатый мужской голос.
Стас резко подхватил Настю на руки, и они практически одновременно оказались на кровати. Он — сверху, одной ногой между её ног. Проведя сухими, чуть шершавыми ладонями по бёдрам Насти, забрался под сорочку и, лаская кожу, постепенно задирал слегка шуршащую ткань выше и выше. И едва прикасался губами к постепенно освобождающемуся от одежды, сладко пахнущему телу. Настя напрягалась, дыша всё глубже и глубже, и чувствовала, как и в нём уже звенела желанием каждая мышца. Дыхание обоих рвалось, но Стас сдерживался. Как и Константин тогда… Наконец добрался до обнажённой груди.
Дрогнула, выгнулась и будто со стороны услышала собственный стон…
Сейчас он уткнётся ей лбом в лоб…
И да, уткнулся…
А сейчас…
— Солнышко…
* * *
Уснули они под утро, а проснулись где-то к обеду. Настя медленно обвела взглядом незнакомую спальню, в которой ей понравилось всё, от мебели до цветового решения стен и потолка. Повернулась к Стасу и провела пальцем по его губам. Они немедленно расплылись в фирменной улыбке. И только потом открылись глаза.
— Спасибо за эту ночь… — прошептала Настя.
— Я всё правильно сделал?
— Да… почти как во сне.
— Что не так?
— От тебя, ой… от Кости пахло не парфюмом.
— А чем?
— Операционной. Мы насквозь были пропитаны запахом операционной.
— И всё?
— За окном ярко светила луна.
— Ну, извини. С луной я сговориться не смог. Но пытался. Смотрел, когда будет полнолуние. Но… не совпало с датой свадьбы. Зато парковые светильники были.
— И поленом никто не стучал в дверь.