Вопросы святого Сильвестра и ответы преподобного Антония
Шрифт:
Тело кроваво, одушевленно, жилисто, сочленено различными жилами и объято кровотоками — в это тело Создатель-Слово вплелся до волос и ногтей; и волосы на бороде я мыслю Христовыми, и ноги, и ногти, и кровь, и воду. Ради меня Бог так соединился со мной. Это прямо, и действует прямо на члены. Божество же всевластно, не разделено на члены, не одушевлено, без крови, неподвижно, непостижимо и невидимо. Но вера прежде богословия говорит нам, что не как подобное или равное, но Божественным невидимым и явным образом это существующее нераздельным Божие Тело освящается на Святой Трапезе и священники его раздают всем; его берут, а оно не истощается, как солнце не истощается, давая свет тем, кто в нем нуждается. И море, выливаясь на осоленные
Оглашаемые Законом иудеи, оставшиеся в невежестве или, скорее в погибели, отверглись Его. А не ведающие Закона язычники, не воспитанные в Законе, не наставленные в нем, хорошо соблюли Закон, став для себя Законом. Своему Творцу они дивились, только исходя из сотворенного Им, и веровали, что Он — Бог.
О доброделании
Вопрос 192 [23] . Если ты сказал выше, что совершением добродетели мы подобны Богу, и обещал сказать, каким образом человек живет по-Божьи, то молим сперва рассказать нам, каков совершенный устав делания добра?
23
Вопроса 191 не существует. — Прим. Ред.
Ответ. Я удивляюсь, о любезная глава: ты нам сам показал очевидное установление делания добра, чтобы мы его ясно видели. И если найдется этот устав, то его похвально с помощью слов сделать вечным руководством в своем житии. Я прямо недоумеваю, как объять словом и показать совершенство в житии: если даже слово и передает смысл, то оно выше моего помышления. Ведь и все те, кто сияет деланием добра, не могут поведать другим о том совершенстве, которым они обладают, и сравнить его с тем совершенством, которым обладают другие: как оно может быть измерено в чувстве и какими определениями это будет установлено? По какому-либо числу и уставу? Но все, что количественно, окружено какими-то своими установлениями. И кто измеряет на глаз локтем или считает десятками, тот понимает, где он начинает и где кончает, и в нем это и осуществляется.
А что до делания добра, то от апостола мы научились единственному совершенному установлению — деланию добра без ограничений и краев. Ибо великий и премудрый апостол, подавая нам пример, всегда простирается вперед в делании добра и никак не перестает состязаться за первенство, ибо он думает, что не безвредно прекратить этот бег, потому что ничто благое не устанавливается своей природой (ср.: 1 Кор. 9, 24–27). А когда противник запинает, то это благое всегда тотчас кончается — как жизнь кончается смертью, и свет кончается тьмой, и сила кончается болезнью, ибо конец жизни — это начало смерти, заход солнца — это начало тьмы и недомогание — это начало болезни. Так что остановка движения к добру становится началом движения к злу.
Разве не хорошо я сказал, что делание добра не подчиняется внешним установлениям? Ибо делание добра не имеет окончания: оно совершенно, не имеет конца и лишено установлений, весьма велико и неизмеримо. Ибо говорится, что Божество, Господство, Первое Благо выше всякого ума. Его природа блаженна, бесконечно делание добра.
Таким образом, нет ни одного установления для делания добра, разве только сопротивление злу. Ибо противник не приемлет Божество
Действие, Он — самое доброе и благое по Своей природе, и достойным удивления образом Ему могут быть причастны все. Но Сам установлений Он не имеет. Необходимо, чтобы тот, кто стал причастен Ему, в неудержимом желании бежал к Нему и стремился. А бег никогда нельзя остановить, ибо он не имеет установления и конца. Да будет известно, что всесовершенная добродетель есть Бог.
Вопрос 193. Но как кто-либо начнет путешествие или дело, если не будет надеяться на конец и завершение? Как кто-либо пойдет путем добродетели, не надеясь на совершенство в ней?
Ответ. Ты неправильно сказал. В жизни по Богу не будем лениться, потому что Евангелие говорит: Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный (Мф. 5, 48). Нам никак невозможно сравниться с Божеством, с несравненной и превышающей ум и осмысление Божией природой — но подражать Его человеколюбию, кротости и всеблагости, показывая милосердие к ближним, мы можем.
Даже если это враг или доносчик, то в любом случае Божество помогает всем и щедро дает, предваряя дарами прошение полезного, и при этом ни от одного человека Божество не получает тех почестей, которых бы Оно было достойно.
Итак, пойдем, сколь это для нас возможно, на делание добра, легкими и быстрыми шагами стремясь к нему. Хотя и невозможно нам достигнуть самой вершины и невозможно получить все доброе, но даже взять часть из этой сокровищницы — немалая польза. Мы не можем выпить весь родник или водохранилище, но разве мы не можем приятием воды в довольство уврачевать жгущую нас жажду? И если мы не можем пропустить через себя весь воздух, то разве мы не можем дышать? И если мы не постигнем всех смыслов, то разве мы не должны беседовать? Мы можем показать, что, вопреки сильному сопротивлению, мы не отпали от совершенства, но старались ради него, сколько было наших сил, и даже больше.
Похвально это устремление спешить всегда делать добро, и более всего — стоять в правде, которая одолевает неправду. Ибо неизречен разум Божий, который прилагается и сочетается с нашими трудами. Он недомыслим для всякого человека в сем житии по причине превосходящего добра или горчайшего воздаяния, потому мы отвечаем приязнью к подобным нам, чтобы с ними принять почесть или мучения.
Вопрос 194. Каковы части доброделания и сколько их? И можно ли их все вместе правильно исполнить? Ибо не все всё могут правильно исполнить. Например, кто-то не может достойно принять гостя по причине нищеты, но может быть воздержным и целомудренным. А другой — терпеть напасти или учить благочестию. Третий — давать нищим необходимое для жизни. Четвертый — служить даром. И с помощью лишь одной из этих добродетелей возможно ли избавиться от вечного осуждения?
Ответ. Всякое делание добра должно быть со строгостью мыслей, не замутненных скверной, вся мерзость злобы по отношению к целомудренным противостоит им, воистину как враг. Против худшего подвизается наша природа. Некоторые говорят, что существует четыре части добродетели: мужество, мудрость, целомудрие и правда. Они добры, но привязаны к земле. То есть мужество возможно лишь по отношению к греху противника, целомудрие — против страстей иметь власть и победу, мудрость — стройная власть, как в государствах, а правда — славная часть жития, как думается, она наставляет чинности, обуздывая страсти. А что выше, ничего невозможно ни уразуметь, ни показать: и добродетели сами по себе затворены, и неизвестно, имеют ли они высокое и небесное подобие красоты. Но у нас наставник — возвышенный апостол, который насчитывает множество частей делания добра, но три всех лучше: вера, любовь и надежда (см.: 1 Кор. 13, 13).