Вор душ
Шрифт:
Смутные образы, обрывки чьих-то слов, едва слышный смех и мелодия… Адель и сама не заметила, как начала напевать себе под нос, словно завораживала сама себя. Она брела наугад среди пустыря, и ноги привели к старым рельсам. Кукла не сразу заметила их в высокой траве. Проследила взглядом: далеко тянутся, и не разглядишь, за каким холмом заканчиваются. А где же их начало? Повернула голову и резко выдохнула, но опомнившись, закрыла обеими руками рот. Нет, это ведь последнее, что у нее осталось от Мастера, нельзя потерять душу. Ни в коем случае!
Снова вдохнула в легкие вырвавшийся вздох и, набравшись уверенности,
Мелодия в голове становилась громче, но чем четче Адель слышала слова, тем сильнее руки зажимали рот, подавляя крик.
У куклы нет мыслей и нет чувств.
Она должна смешить людей, и пусть
Голосок ее, как звон монетки,
Нет сердца у простой марионетки!
Когда-то она танцевала и смеялась под эту песню так же, как и другие артисты из ее труппы, высмеивала слухи о ворах душ, что, как говорят, поселились в городе на отшибе целого мира. Она стала неким образом, воплощением презрения к легенде о таинственных куклах, а людям нравилась эта насмешка. Они смеялись и с легкостью отдавали последние деньги, лишь бы только увидеть ее танец. Адель рисовала на запястьях, коленях и локтях острые линии и становилась неотличима от одной из кукол, которыми пугают детей. Неверие и смех расползались по городам вместе с бродячими артистами, и Чернильный город все больше казался лишь химерой, выдумкой в умах простых людей. А исполнительница главной роли, как и другие, смеялась над глупыми шутками, но все же была еще таким ребенком. Каким ветром ее сюда занесло? Кем были ее родители? Все, что ей хотелось, это танцевать, и плевать, о чем там поется в этих песнях. Она и не подозревала, насколько известными они станут, благодаря ее таланту.
Но всему есть срок, и однажды танцовщица оступилась, а публика не прощает ошибок, да и среди них появилось много новых молодых девушек. Бывшие подруги вдруг так изменились и стали косо на нее смотреть, а новые движения выходили все более наигранными, ломкими, неестественными.
Поезд. Адель никогда не должна была забывать тот день, когда они случайно проезжали мимо Чернильного города. «О, смотрите, тот самый город!» — кричали девушки. «Эй, а ты хочешь поглядеть поближе?» — обратилась к ней одна из них, и в ее глазах читалась провокация. Адель и возразить не успела, как ее вдруг подтолкнули к открытой двери грузового вагона. Она и сейчас слышит, как переплетаются и смешиваются их голоса, как ее ноги путаются, и она не удерживает равновесия, теряет устойчивую поверхность, и только пушистая трава смягчает падение. А потом удаляющиеся голоса: «В проклятом городе ей самое место!» Стихающий рев поезда и уже почти неслышный гудок.
Совсем одна разве дойдешь по этим рельсам? Быть может, в том городе есть платформа? Ей ничего не оставалось, как попытать счастья здесь, где ее и настигла эта судьба. Жизнь столь яркая, что затмевала звезды, вдруг так резко оборвалась и замкнулась всего на двух красках — черной и серой.
Адель так сильно хотелось омыть все эти воспоминания слезами, но глаза оставались сухими. Она снова приложила пальцы к груди. Верно, разве заплачешь с разбитым сердцем? И после всего она все еще оставалась шарнирной куклой.
Снова бросила взгляд в сторону, где возвышались темные силуэты чернильных зданий. «Нет, Мастер, вы ошиблись. Моя прежняя жизнь была всего лишь спектаклем».
Но теперь в этих черных оттенках она научилась видеть тысячи цветов.
***
Свинцовые тучи все сильнее стягивали небо, и Чернильный город даже днем погружался в беспросветную темноту. Даже крики возмущенных граждан смолкали. Только прозрачное эхо бродило по улицам и все шептало: «Мастер — колдун… колдун!» А Вор продолжал охоту за душой Мастера и сегодня у него был пир, так много вкусных статуэток он нашел. Все выше поднимался туман, смешивался с городской пылью и тяжелыми облаками, обволакивал бесформенным телом все, что встречалось на пути.
Только один мальчик, у которого и дома-то не было, продолжал бережно хранить статуэтку, что ему отдал Мастер и прижимать ее к сердцу каждую ночь, а теперь и день.
— Как же легко все может перемениться. Сегодня ты любимец всего города, а завтра — уже преступник и объект всеобщей ненависти. Забавно, не правда ли? — насмешливо говорил Губернатор, сидя напротив Мастера в узкой каменной комнате. Совсем недавно они уже находились здесь, но в этот раз у Губернатора было достаточно доказательств для ареста. — Не перестаю удивляться, с какой легкостью колесо Фортуны меняет положение вещей. Вы так не считаете?
— Думаю, даже у Фортуны есть тот, кто направляет ее в необходимую вам сторону, — ответил Мастер, мрачно глядя на него из-за очков. На секунду Губернатор и правда замешкался от столь прямого ответа.
— Вы как всегда проницательны, Мастер Сиф, — он хмыкнул и оперся локтями о стол. — Должен признать, с вами сложно вести спор, и все же сегодня именно вы сидите на месте заключенного. Как же так получилось?
— Что вы хотите от меня услышать?
Улыбка окончательно сползла с лица Губернатора, и глаза потемнели.
— Где вы спрятали куклу, Мастер?
— Зачем вам она? Вы ведь уже поймали Вора.
— Всего лишь одного из них. Подозреваю, что ваша кукла встречалась еще кое с кем.
— Это был я, больше она никого не знает.
— Хм, не сочтите за грубость, но я не могу доверять лишь вашим словам.
Мастер хотел было еще что-то сказать, но передумал, мысленно взвешивая каждое слово. Хотя вряд ли теперь что-то изменится, если он и заговорит, слишком поздно, но уж кому, а этому человеку Мастер не собирался раскрывать плана.
Молчание продлилось дольше, чем следовало, и Губернатор подозрительно сузил глаза, будто бы сам услышал мысли заключенного. Когда его поймали, Мастер Сиф сидел за рабочим столом и небрежно протирал очки, он не удивился, завидев офицеров и не шелохнулся, когда люди плевали в него и разбивали его же статуэтки. Даже сейчас этот Сиф не выглядел особо озабоченным своей судьбой. Он словно был случайным посетителем какого-нибудь тихого заведения, беспечно смотрел в пустоту, надеясь скоротать время.