Вор и убийца
Шрифт:
— Купец! — позвал Ричард. — Заснул что ли?
Встрепенувшись, последовал за ними. Прыгать пришлось с высоты человеческого роста. Ухнув при приземлении, я непроизвольно глянул на старика. Как он кости не переломал? Хотя сейчас Брендон поддерживал принявшего помощь отца Крига под локоть, пожилой инквизитор не выглядел таким изможденным, как у места гибели отца Самюэля и Джона.
Я посмотрел на возвышенность, с которой мы спустились. Низкая и плоская, сточенная временем почти до уровня земли скала. Давно заросшая, с обнажившимся голым камнем у перекрестка дорог. Ветер сметал снег у края скального выступа. Не видно ни тропы наверху, ни следов нашего пребывания.
Светало на глазах. Мы спешно двинулись по дороге, вышедшей к перекресту у старого дуба.
— Часто ли здесь висят грабители и воры? — спросил я Томаса Велдона, надеясь услышать что-нибудь, что также позволит уязвить церковника.
Лаконичный ответ разочаровал:
— Нет.
— После эльфийского проклятья в Загорье не оставляют мертвецов под открытом небом, — пояснил отец Криг. Он снова тяжело дышал, однако, влекомый под руку Брендоном, шел вровень с остальными.
Под открытым небом? Еще бы! В Сумеречье покойнику запросто взбредет в голову прогуляться под луной, а виселицы нужны как раз для острастки. Дабы повешенные поболтались на виду неделю-другую, а то и месяц. Но кому нужны мои измышления? Все смотрели только под ноги.
Не теряя драгоценное время на пустые разговоры, мы ступали дальше.
Утро выдалось тихим, мороз спал, потянуло сыростью. Судьба благоволила нам: оттепель уберет оставленные следы вместе со снегом. Однако белый покров пока лишь только намок. Мы поспешали за Велдоном. Я ловил себя на мысли, что постоянно вслушиваюсь в безмолвие, окутавшее дорогу. Даже потянулся к магии. Но улавливал только звук шагов по снегу да дыхание инквизиторов, Ричарда и Брендона.
— Сюда, — отец Томас свернул на дорожку, вильнувшую от тракта в лес.
На узкой дороге с трудом могли бы разъехаться две крестьянские подводы. Деревья сразу подступили к обочине. Лес вокруг рос густой, стволы и кустарник теснились плотно. Рассвело окончательно, а ночью тут было бы очень не по себе. Только день для нас не менее опасен. Физиономия шедшего рядом Тейвила выражала явное беспокойство. Барон вспомнил орочьи разъезды, пробормотал что-то неразборчивое на их счет и сплюнул на снег.
Почти сразу, как торговый тракт скрылся за деревьями, лес расступился. Теперь по левую руку от дороги потянулась череда полей. Обработанная земля под снежным одеялом уходила вдаль и растворялась в утренней дымке. Где-то поблизости должно быть крупное село или усадьба лорда, а значит и огсбургские гарнизоны.
— Как на ладони, — с досадой произнес я.
Барон разродился солдафонской бранью.
Велдон смерил нас холодным взглядом. Его задевало столь явное проявление сомнений в правильности выбранного им маршрута.
— Почти пришли, — сухо сказал он и махнул рукой куда-то вперед. — Хутор. Я его уже вижу.
Кажется, и впрямь что-то темнело.
— А вдруг там имперцы? — я решил задать несколько вопросов, пока еще не оказались в глубине открытого пространства. В своем ли уме церковник? Куда он нас тащит?
— Нет там никого, — с уверенностью сказал Велдон.
— Откуда вам знать, святой отец?
Инквизитор опустил голову и глубоко вздохнул, намереваясь отчитать зазнавшегося вора.
— Слушайте отца Томаса, — в разговор вступил старый монах. Он снова слегка пошатывался и опирался на угрюмого Брендона.
— И все же, — поддержал меня Тейвил, но говорил он гораздо учтивей, — почему вы оставляете без внимания наши опасения?
— Хутор слишком мал, чтобы взять на постой даже десяток человек, — Велдон ожег взглядом. — Но там есть скрытый от посторонних взгляд подпол, где переждем поиски. Хозяин хутора не просто лесник. Его прошлое темно, но он очень обязан Матери Церкви и лично мне.
Я хмыкнул. Очевидно, на хуторе поживает старый контрабандист. Очень захотелось вставить несколько словечек про то, что прошлое не оставляет людей, чье ремесло схоже с воровским. Только смолчал, больно яростно Велдон смотрел на нас.
— Когда поиски улягутся, Пол Губошлеп уведет нас от Бранда звериными тропами, — продолжил инквизитор. — Есть еще вопросы?
Так и чесалось узнать, чем же бывший бандит обязан столь ревностному служителю Церкви, как Томас Велдон, однако первым заговорил лейтенант.
— Пол Губошлеп, — медленно проговорил новое имя Ричард, словно бы запоминая. — Так зовут хозяина хутора?
— Да, — отрезал отец Томас, — и на том довольно с расспросами. Дорого каждое мгновение.
Инквизитор направился в сторону хутора, не удосужившись посмотреть, последовали ли мы за ним. Старый отец Криг заковылял следом при помощи громилы Брендона. Переглянувшись, я и барон двинулись за ним.
— Будем считать, что объяснениями отца Томаса мы удовлетворены, — обронил Ричард. Правда, невеселое выражение его морды говорило об обратном.
Велдон не ошибся. Темно-серое пятно постепенно вырастало в небольшой хутор у опушки леса. Ближе к срубу лес, шедший по правую руку от дороги, уходил в сторону и огибал строения в полусотне шагов от высокого забора, а сама дорога уходила дальше и скрывалась из вида, обходя лес.
Подворье из серых бревен срубленно на здешний манер, с глухим высоким частоколом и общей крышей, накрывавшей дом и весь двор. Приближались к хутору мы теперь настороженно. Раскрытые настежь ворота, печная труба без дымного столба и отсутствие намеков на жизнь внутри частокола говорили об опасности. Особенно в Загорье и тем более после ночной поры.
Шли, растянувшись цепочкой из трех человек. Тейвил посередине, Брендон и я с боков. Несмотря на яростный протест барона, монахи ступали в паре шагов позади, вновь шепча свои молитвы. Доводов, что безоружным к хутору соваться не след, они не услышали. Да и не хотели слышать. Брендон держал взведенную аркебузу и по обыкновению был молчалив как рыба. В руках Ричарда и у меня по паре пистолей.
Я проклинал судьбу. Делая шаг за шагом, ждал, что за частоколом закричат, раздастся стрельба. Я чувствовал себя солдатом на поле брани, отважно и глупо шествующим на вражьи пули. Нет, это даже не морской бой, здесь нет борта, за которым укроешься от аркебузы. Мы сближались с забором, сердце колотилось все сильнее.