Воробей, том 1
Шрифт:
– Ежели вы примете доводы Константина Николаевича и, так же, как великий князь, сделаетесь сторонником скорейшего избавления от американских земель, так станут болтать, что вы, Герман Густавович, немец, продавший русские земли, - прямо заявил банкир. – А коли станете искать иной путь, так в записные недоброжелатели царского дяди попадете. Он, как мне говорили, изрядно вас ценит. Однако же не тогда, как дело касается заокеанского куска неприятностей.
– Превосходно, - скривился я. – Однако же признайтесь, это вы внушили князю мысль о необходимости
– Что с того? – пожал плечами Штиглиц. – Не верьте досужим сплетням, Герман Густавович. Я, знаете ли, рожден был в России, и, как и прочие подданные императора, забочусь по мере сил о преуспевании Отчизны.
– Вот как? – даже слегка растерялся я. – Чем же владение Аляской может навредить Отчизне?
– Ах, причем тут Аляска, - отмахнулся серебряной с позолотой ложкой хозяин дома. – Она не более чем товар, за который дается изрядная цена. Надеюсь, вы успели ознакомиться с финансовым положением империи? Сколько ныне составляет государственный долг? Сто миллионов?
– Девяносто два.
– Девяносто два, - повторил за мной Штиглиц. – Сократили на восемь миллионов за полгода. Похвально. А вот братья Ротшильды готовы были списать шестьдесят, коли сделка со Стюартом и правительством САСШ состоялась бы. Вот так-то!
– Изрядно. А эти маневры с акциями РАК...
– Пффф, - хрюкнул носом Александр Людвигович. – Господи Всемогущий! Да это же сущая мелочь. Маленький презент великому князю...
– И кость собакам, коли стали бы искать виноватого, - тихо добавил я.
– И это тоже, - и не подумал оправдываться богатейший человек в империи. – Я лично не получил бы с этой операции и гнутого пфеннига.
– О да, - понимающе улыбнулся я. – Вы всего лишь все это организовали.
– Все верно, - отчего-то совершенно серьезно выговорил Штиглиц. – Поймите же, наконец! Продать Аляску должен был этот проходимец Стёкль. Протолкнуть сделку и получить личную выгоду – великий князь Константин. А я, я должен был остаться в истории человеком, сбросившим с России ярмо непосильного внешнего долга!
После обеда я в доме Штиглица не задержался. Хотя нам, безусловно нашлось бы о чем поговорить помимо махинаций с Аляской. И отставной глава Госбанка и я были приверженцами строительства везде, где только можно, транспортной инфраструктуры и промышленности, и готовы были вкладывать в это деньги. Вот только одно но! Никаких дел с этим господином, тщательнейшим образом просчитывавшим свой след в Истории, я иметь не желал. Противно было. Слишком уж сильно различались наши с ним представления о патриотизме.
«Разведданными» удалось поделиться с императором уже спустя пару дней. Сначала изложил в общих чертах, а после поделился и штиглицивским видением ситуации. Это я о том, что какой бы проект решения аляскинской проблемы я не предложил, все будет не хорошо. Куда ни кинь – везде клин. Или обвинят в распродаже Родины, или накрепко рассорят с князем Константином. На этом сделал особый акцент. В конце концов, я человек молодого царя, пока еще не особенно крепко сидящего на троне. Обиды старших членов императорской семьи на меня, воспримутся в обществе, как признаки охлаждения отношений Николая с дядьями. Что в тот момент было никому не нужно.
– Хорошо, - сказал Никса. Он всегда так говорил, когда не знал что сказать. Еще это означало, что информация будет тщательно обдумана, и принято решение. Зачастую, несколько... гм... ассиметричное. А иногда и вовсе неожиданное. – Тем не менее, Герман Густавович, представьте ваш прожект решения как можно скорее. Довольно будет и общих тезисов, без проработки нюансов. Дело выходит... более политическим, чем мне прежде представлялось. Учтите и это, а не одни лишь выгоды в финансовом плане.
– Будет исполнено, Ваше императорское величество, - поклонился я. – К завтрашнему докладу все будет готово.
– Да-да, - чуть улыбнулся Николай. – Завтра, это будет вполне вовремя.
Ого! Видно проблема действительно пятки припекала, раз дело дошло до «завтра». Обычным-то образом у нас все месяцами, а то и годами прожекты рассматривались. Бесчисленные комиссии создавались, на которых слов говорилось больше чем на каком-нибудь съезде КПСС. И все ради решения какого-нибудь пустяка, вроде сооружения очередного памятника Петру Великому в Воронеже.
Сколько в крови русских императоров осталось русской крови? Капля? Не думаю, что больше. Педантичность, аккуратность, способность обходиться малым и запредельная работоспособность – качества, вне всяких сомнений, встречающиеся и в русских людях. Но не из поколения в поколение. Не двести же лет подряд в одной семье! А, начиная с Петра, среди Романовых ленивцев, да или хотя бы и просто избегающих заниматься государственными делами, не встречалось.
Вот и Николай, принявший эстафету бремени государственной власти, такой. Аккуратный, педантичный и сжигающий себя в заботах об Отчизне. Как-то сам собой вышло, что доклад о состоянии гражданского правления империей я должен был делать через день, не исключая выходные и праздничные дни, в восемь утра. В восемь часов, ноль-ноль минут. И за полминуты до этого, кто-нибудь из целого отряда императорских секретарей отворял двери кабинета и приглашал меня внутрь.
– Что-то срочное? – поинтересовался Николай, после приличествующих случаю приветствий.
– Ничего, что не могло бы обождать до следующего доклада, ваше императорское величество, - ободряюще улыбнулся я и ловко вытащил из папки лист с тезисами прожекта по урегулированию аляскинской проблемы. – Аляска, ваше императорское величество.
Никса резко, выдернул бумагу у меня из пальцев и впился глазами в текст.
– Да, - расслабился он, вникнув в суть идеи. – Свободная экономическая зона с размещением акций РАК на Лондонской бирже. Отлично. Но этого мало, Герман. Ныне нам надобно как-то... стакнуться с Британией. Как ты говорил? Найти точки соприкосновения. Идеально было бы вовлечь подданных королевы Виктории в инвестиции в наши акционерные общества. Есть идеи?