Воробышек
Шрифт:
Я утвердительно кивнула, слегка сжав в ответ его горячие пальцы, и проронила хриплое «не заставляй».
Егор достал из кармана смартфон, разблокировал и вложил в мою руку.
– Не скучай. Почитай гороскоп, там есть интернет. Ключи в машине, будет страшно – закройся на замок, потом посигналь, - инструктировал меня парень, а я тонула в его трепетной заботе.
Надо же, волнуется… Действительно волнуется, по глазам вижу.
Королев достал сумку Семеновны из багажника, затем помог выйти самой старушке и, позволив ей обхватить себя за руку, направился
Вокруг было спокойно и умиротворенно. В разные стороны простирались засеянные какими-то злаковыми культурами поля, сменяющиеся выкошенными лугами, на которых лежали огромные тюки зеленоватого сухого сена. По синему небу тут и там разбросало перистой рябью полупрозрачные облака. Присыпанная толстым слоем пыли проселочная дорога вилась коричнево-желтой змеей, теряясь в яркой зелени.
Деревенские пейзажи скучны и тривиальны, а потому не несут опасности. Но я все-таки села в автомобиль и закрылась изнутри на все замки. Необъяснимая тревога бередила душу, вынуждая необъяснимо яростно колотиться сердце.
Иррациональное чувство пугало еще и тем, что я не могла даже самой себе объяснить природу его происхождения.
Отбросив неприятные мысли, решаю сделать звонок. Набираю заученный наизусть номер. После трех гудков слышу до боли знакомый голос, однако, необходимо соблюсти все формальности.
– В синих сумерках полярного круга Белое море становится черным.
– В черном небе красная планета светится желтым, как и другие звезды.
– Руслан!
– Воробышек! Ты как?
– Вы забирать меня собираетесь вообще?
– Был приказ ждать конца операции.
– Гусь – псих! Он убьет меня до конца вашей операции! Рус, он больной! Он режет меня в прямом смысле слова! Ножом! И кончает от того, как кровь хлещет из моих ран!
– Пиздец! Это что шутка такая?
– Шутка?! Нет, милый, не шутка! Так что хватит там штаны просиживать! Забирай меня отсюда!
– Нельзя, мелкая! Надо, чтобы Гусь расслабился. Он и так тебя уже раз десять пробивал. Где только можно, и где нельзя.
– А что ж вы тогда его напрягаете? Наркоконтроль – ваша затея?
– Нужен был полный доступ в его кабинет и на территорию таможни. Еще денек и они свалят. На счет даты ничего не выяснила?
– Мне нужен его компьютер.
– Ты не взломала еще?
– Чем?! Пальцем?! Гоните Зодиак! Мне все равно как – хоть через забор бросайте!
– Да как? С тобой же связаться невозможно?!
– Значит, найди способ, Суворов! Я на грани уже! У меня скоро сил на ногах стоять не будет!
– Держись, мелкая! Обещаю сделать все возможное!
– И еще, Рус. Просьба есть к тебе. Личная слегка.
– Ты про фраерка своего? Я узнал этого Егора.
– Узнал – молодец! А теперь узнай еще кое-что. Подними дело о гибели Игоря Королева, отца Егора. Дело о гибели Ирины Королевой в девичестве Молотовой. А еще дело о пропаже девушек в Заречном. Все дела примерно пятнадцатилетней давности. Проверь на возможность соучастия Гуся.
–
– Хорошо. А еще… Еще подними дела о гибели Александра Воробьева, героя России. Его жены Татьяны и дочери.
– А там на что проверять?
– Не знаю… Если можно, сделай для меня копии. Нутром чувствую, что-то тут не то… Не могу объяснить…
– Ясно… Ев, ты там ешь что ли получше… И это… береги себя, мелкая.
– Ладно…
– А Зодиак жди! Найду способ передать!
– Хорошо, Рус. Отбой.
– Отбой, Воробышек.
Глава 39.
Егора с Семеновной не было около часа. Я изучила его телефон вдоль и поперек. Зашла в соцсети, почитала смс, полистала историю браузера, пробежалась по паре сотен контактов, один из которых был обозначен как Ева. Это был тот самый номер, что подарил Королев вместе с телефоном.
Больше ничего интересного не обнаружила. Даже любовной переписки с Котлетой.
После посещения кладбища заехали в родительский дом Семеновны, за которым приглядывала ее соседка и давняя подруга. Здесь было просто и уютно. Обычная деревянная пятистенка, с маленькими окнами и деревянными полами, устеленными вязаными ковриками-кругами и длинными разноцветными дорожками.
Пока женщины общались о своем, мы с Егором расположились на широких массивных качелях. Я сидела, облокотившись на высокую спинку, а Королев самым наглым образом улегся, пристроив голову на моих коленях. Лицо его было уставшим, задумчивым и немного хмурым. Закрыв глаза, он очень быстро задремал, убаюканный легким покачиванием и ласковыми прикосновениями моих рук, которые тянулись к нему вновь и вновь.
Пальцы то путались в волосах, то скользили по скулам на шею, и дальше вниз на ключицы, выглядывающие в треугольный вырез его белой футболки. Они пересчитывали острые костяшки на руках, сложенных в замок на груди, гладили загорелые предплечья, покрытые мягкими светлыми волосками, и пускались на обратный круг.
Портить момент разговорами не хотелось. Хотелось просто жить. Наслаждаться минутами спокойствия, умиротворения, близости. Слушать заливистое щебетание ласточек над головой, жмуриться от яркого теплого солнца и дышать.
Как будто в целом мире есть только мы, качели и эти свободолюбивые птички.
Разбудила нас Семеновна примерно спустя полтора часа. Мы пообедали и отправились обратно. Говорят, дорога домой всегда короче. Убедилась, что это действительно так. Как бы ни хотелось мне отсрочить возвращение, мы неминуемо приближались к Заречному.
– Егорушка, давай заедем на сиротское кладбище. Давно у Гелечки не была. С весны еще.
– Конечно, - согласился Королев.
Сиротское кладбище…
Наверное, нет места более угнетающего и разрывающего душу. Это кладбище, где покоятся умершие дети. По ним никто не плачет и не горюет, к ним никто никогда не приходит, потому что даже при жизни эти дети были никому не нужны, а после смерти, так и тем более.