Воронцов
Шрифт:
В донесении в Петербург о ходе войны с персами П. Д. Цицианов писал: «Не могу особенно не рекомендовать при мне находящегося за бригад-майора не сменяющегося лейб-гвардии Пр. <еображенского> полку поручика графа Воронцова, который деятельностью своею, заменяя мою дряхлость, большою мне служит помощью». Его служба, по мнению командующего, заслуживала внимания и ободрения императора’3. По представлению Цицианова поручику М. С. Воронцову было присвоено звание капитана, минуя звание штабс-капитана. А за храбрость, проявленную в боях с персами,
П. Д. Цицианов не преувеличивал заслуг Воронцова. Михаил Семенович писал Арсеньеву, что его друзья не представляют, что значит быть бригад-майором. Он не имеет «ни секунды для отдыха, ни днем, ни ночью, и нет никакой безделицы», которая не должна пройти через его руки14. В другом письме он сетовал, что уже два года находится в диких и варварских местах. А он хотел бы «увидеть войну и в тех местах, где климат, места, люди и все уменьшает неприятности оной, в тех местах, где случится в Воскресенье быть в сражении, в Понедельник на бале, а во Вторник в театре слушать La Cantatrice Villane или II Matrimonio Segretto»15.
Участие в военных походах не мешало М. С. Воронцову обмениваться с С. Н. Мариным стихами. Марин писал Михаилу Семеновичу, что стихи его прекрасны, но ему кажется, что он их у кого-то украл. В другом письме он называет присланные стихи хорошими, но хотел бы знать, кто их написал16.
Михаил Семенович обрадовался, когда узнал, что в батальоне Марина завелись шахматы, и пообещал, что по возвращении в Петербург обыграет своих друзей. «Поздравляя» друга с караулами, Воронцов признавался: «Как я подумаю об этих караулах и что мне, может быть, скоро надо будет возобновить с ними знакомство, то по коже мороз задирает»17.
Осенью 1804 года П. Д. Цицианов выступил в поход в Осетию, где начались волнения местного населения. В то время М. С. Воронцов был болен и не мог принять участия в экспедиции. Из Осетии командующий писал ему: «Посылаю на жилет и панталоны дорожные осетинского сукна. Прошу на память неотменно себе сделать. Не подумай, что здесь взято: в Цхинвале куплено именно для тебя»18. Этот факт показывает, насколько близкими стали отношения между пожилым и заслуженным командующим и молодым офицером.
Как только Михаилу Семеновичу стало легче, он отправился догонять отряд Цицианова. Из селения Кошки он писал Д. В. Арсеньеву: «Мы находимся в местах больше пригодных не для людей, а для котов, никогда еще войска не карабкались по таким крутым склонам в самой высокой цепи Кавказских гор и по горло в снегу»19.
Семен Романович и Александр Романович настаивали на том, чтобы Михаил возвратился в Петербург и продолжил службу в Преображенском полку. Их тревога за его жизнь усилилась, когда они узнали, что он болен лихорадкой. Они знали, что в армии Цицианова от болезней умирало значительно больше воинов, чем погибало в сражениях.
В конце концов Михаилу Семеновичу пришлось подчиниться желанию отца и дяди. Он написал Арсеньеву, что хотел остаться в армии князя П. Д. Цицианова. И если бы не требование отца, то он и теперь был бы в Грузии. «Я так был во всем счастлив в том краю, что всегда буду помнить об оном с крайним удовольствием и охотно опять поеду, когда случай и обстоятельства позволят»20. Обстоятельства позволили ему вернуться на Кавказ через 40 лет.
Глава V
КРАТКАЯ ПЕРЕДЫШКА
В начале 1805 года М. С. Воронцов приехал в Москву — больным и сильно исхудавшим. Ведь за последние девять месяцев он перенес две горячки и три лихорадки. Надо было поправить здоровье, а уж потом навещать дядю. Но не в Петербурге, а в Андреевском. Александр Романович тоже был болен. В конце января 1803 года он получил от императора разрешение удалиться от дел на два года с сохранением должности и жалованья. Проведя зиму в Москве, весной Александр Романович переехал в родовое имение. Здесь, в Андреевском, и состоялась последняя встреча племянника и дяди.
Перед отъездом из Москвы в Андреевское Михаил Семенович получил послание с Кавказа от П. Д. Цицианова. Князь писал ему, что ждет от него длинное письмо. И добавил, что хочет получать не чиновные, а дружеские письма. В другом письме Павел Дмитриевич признавался: «Не быв никогда эгоистом и любя искренно и явно, считаю тебя, любезный мой граф, мне принадлежащим по сердцу». И давал совет «любезному графу» как поправить здоровье: «На вишни не нападать неприятельски хотя один год; супу же хотя по три тарелки, а не по две кушать на здоровье»1.
Это письмо оказалось последним в переписке Цицианова с Михаилом Семеновичем. В начале 1806 года Павел Дмитриевич принудил к сдаче Бакинскую крепость. Когда он прибыл туда, чтобы получить ключи от этой крепости, его предательски убили люди бакинского хана.
В Андреевское Михаил Семенович приехал в марте 1805 года. Он был удивлен увиденным. Стараниями его деда Р. И. Воронцова и дяди Александра Романовича Андреевское обогатилось пятиглавой церковью Андрея Первозванного, просторным господским домом и другими добротными постройками. Господский дом правильнее было бы назвать замком. Как в настоящем замке, у дома был внутренний двор, а над въездными воротами возвышалась высокая башня со шпилем и флюгером.
Общение с Александром Романовичем лишний раз убедило Михаила Семеновича в том, что его второй отец был замечательным человеком. Многое можно было узнать от него и многому поучиться.
Во-первых, Александр Романович был необычным помещиком. Он открыто выступал против крепостного права и принадлежавших ему крестьян называл своими подданными. Он считал себя обязанным заботиться о них — защищал от произвола чиновников, приходил на помощь в голодные годы и во время стихийных бедствий. Его крестьяне не отбывали барщину, а платили необременительный оброк, а поэтому жили лучше, чем крестьяне соседних имений.